Марина Брусникина: «От Табакова я готова была терпеть что угодно»
«Мои к нему любовь и уважение безграничны. К тому же наш опыт сотрудничества всегда был положительным, все, что я делала, он принимал. Лишь дважды этого не произошло».
Марина, в начале нового театрального сезона вы вступили в должность главного режиссера Российского академического Молодежного театра (РАМТа). Как вы восприняли это — как вызов, как трудность, как заслуженную радость?
— Меня удивила и обрадовала бурная реакция театральной общественности. Почему-то эта новость взволновала огромное число людей, меня поздравляли, говорили, писали, что это для них радостно! Совершенно не ожидала такого резонанса. От себя скажу, что я очень рада выбору Алексея Владимировича Бородина, художественного руководителя РАМТа. То, что он предложил стать главным режиссером театра именно мне, — огромная честь.
— Да, событие не осталось незамеченным. И это накладывает большую ответственность. Потому что, если бы тихо вошли, можно было тихо работать...
— И тихо выйти, если что... Это верно. Я не боюсь творческих вызовов. Наоборот, они мобилизуют. Такой у меня характер — максимально собираться, чтобы преодолеть препятствие. Добиваться результата, искать новые пути, если что-то пошло не так, лишь бы не стоять на месте. Пассивность, стагнация меня демотивируют...
— Неужели, Марина, у вас было ощущение той самой стагнации в театре «Практика», где вы провели пять лет в роли худрука? Или в МХТ, где служите с 1985 года?
— Поясню. Я не говорю о конкретном месте и определенном времени, нет. Лишь описываю свои ощущения, когда время будто замедляется, и я вместе с ним. «Практика» для меня — это время невероятных вызовов. Я пришла туда после трагедии с Дмитрием Владимировичем (Дмитрий Брусникин — муж Марины. Актер, режиссер, театральный педагог, худрук «Практики», умер в 2018 году. — Прим. ред.). Я видела свою задачу в том, чтобы сохранить то, что он уже сделал, и реализовать то, что он планировал. Было сложно, скажу честно. Во-первых, работать с молодежью — это всегда как на вулкане. Во-вторых, наступили непростые времена. Пандемия, смена директора, площадки, ремонт, переезд во внетеатральное пространство, в Музей Москвы, и так далее. Театру надо было выживать, не уронив существующий статус. «Практика» — особенный театр. Не только по содержанию, но и по размеру. Он маленький, но при этом ему удалось не утонуть на театральной карте Москвы. Я до сих пор в тех же юридических правах — работника по совместительству. Моя трудовая книжка несколько десятилетий лежала в МХТ. Теперь — в РАМТе, дальше посмотрим, как будет.
— Марина, а как фактически происходит назначение на должность главного режиссера? Кто произнес фразу: «Марина Станиславовна, а не стать ли вам главрежем?»
— Это предложение Алексея Владимировича Бородина, художественного руководителя театра. После того как я согласилась, он согласовывал назначение в Министерстве культуры, насколько я знаю. В конце прошлого сезона, весной 2023-го, я ставила новый спектакль — «Здесь дом стоял», шли репетиции. Алексей Владимирович тоже репетировал, готовился к премьере «Леопольдштадта». Однажды мы с ним просто столкнулись в коридоре. Он спросил:
— Марина, мне надо с вами поговорить, когда вы можете?
Я ответила:
— Сегодня после восьми вечера.
Пришла вовремя, Бородин еще репетировал в зале, а я ходила по фойе. Я была там пятьсот раз, с — РАМТом меня связывали годы совместного творчества. Я поставила здесь несколько спектаклей, но никогда, признаться, не размышляла об этом историческом пространстве. Всегда бегом-бегом... А в тот раз я не спеша, без всяких предчувствий поворота в судьбе, ходила по пустому фойе и смотрела новым взглядом на фотографии людей театра. «Как же здесь интересно, как хорошо, сколько великих артистов играли в этом театре», — думала я.
И когда Алексей Владимирович озвучил мне предложение стать главным режиссером, я сначала удивилась и тут же — очень обрадовалась. На размышления время не брала, сразу поняла, что не откажусь. Хотя осознавала — жизнь снова резко изменится.
— Мы всегда взвешиваем новое — прикидываем и плюсы, и минусы. Какого рода сомнения были у вас?
— Например, смогу ли я правильно построить работу, чтобы никто не потерял из-за моего назначения... В РАМТе особенная атмосфера и там работают замечательные профессионалы.
Или как морально дастся расставание с Московским Художественным театром, куда я пришла 40 лет назад. Была своей, а стану гостем... Понятно, что человеческие связи не рвутся, и все же изменения произойдут.
Кстати, недавно я была на премьерном спектакле МХТ «Занавес». Он создан по документальным рассказам актрис театра, и я поймала себя на мысли, что и моя личная жизнь тесно вплетена в историю Московского Художественного театра... И не то чтобы загрустила, но четко осознала: я сделала свой выбор. По моим представлениям, важно иметь цели хотя бы для того, чтобы выходить из комфортной комнаты.
Моя бабушка всю жизнь переставляла мебель. Жили небогато — то в комнате в коммуналке, то в собственной небольшой квартире. Но даже в коммуналке наша бабушка умудрялась менять привычное. Возвращаемся с сестрой из школы, а пианино стоит в другом углу. Их всего-то четыре, но у бабушки получалось находить множество вариантов. Не от нее ли во мне желание перемен? За последние пять лет я, к примеру, переехала несколько раз. Хотелось выдернуть себя из знакомого, привычного. Это если говорить на бытовом уровне. Если же об искусстве, о творчестве, то мне важно менять не разрушая, сохранять и развивать.
— Я была на актерском фуршете, который состоялся после премьеры «Здесь дом стоял». По сути, это был ваш первый неформальный выход к труппе, как я поняла. Актеры говорили вам разные слова, один из них сказал так: «К нам пришла романтичная и трогательная Марина Станиславовна...» Удивительные качества для главного режиссера...
— Первое впечатление может быть таким. Думаю, что актеры понимают, что это не совсем так.
— Это к вам относится — романтичная и трогательная?
— Безусловно, я такой была и остаюсь, я идеалистка. Но это не все, что во мне есть, иначе я ничего не смогла бы сделать в профессии.
Режиссер работает не красками, не нотами, а чужими энергиями. Это сложно. Приходится всю жизнь учиться создавать особенную творческую атмосферу. Чтобы актерам казалось, что единственно правильное — это тратить свою жизнь на воплощение режиссерского замысла. И тогда они начинают помогать. Наверное, мне хватает мозгов, чтобы без разрушений превращать эфемерный мир в реальный. Конечно, характеры у всех актеров разные, не все обязаны тебе верить, ну что ж... Значит, или находишь подход, или с человеком расстаешься. Но лично мне интересно побеждать недоверие и делать человека своим соратником. Хотя по-разному бывало на этом пути.
— Ваш учитель Олег Николаевич Ефремов начинал в РАМТе, в то время Центральном детском театре (ЦДТ), играл Конька-горбунка. Театральные критики тех лет писали, что это было нечто феерическое в его исполнении!
— Ефремов часто рассказывал нам о РАМТе. Кстати, здесь он практически лишился глаза. Во время спектакля, как раз того самого «Конька-горбунка», какой-то школьник выстрелил из рогатки. Попал в глаз Олегу Николаевичу, произошло отслоение сетчатки...
Помимо Ефремова между МХТ и РАМТом существуют и другие связи. Например, легендарная Кнебель ставила спектакли на обеих сценах. Собственно, Алексей Владимирович Бородин меня этим и соблазнил, он начал наш разговор с фразы: «Марина, не хотите ли вы продолжить дело Марии Иосифовны Кнебель?» Надо сказать, что для всех выпускников Школы-студии и самого МХТ это имя — легенда, а сама Кнебель — икона.
— На такое предложение не скажешь же — нет, не хочу...
— Можно, конечно, сказать, что я недостойна. Но я так не сделала. Как я уже сказала, мною двигали интерес и азарт.
— Марина, у меня вопрос о вашем новом спектакле в РАМТе «Здесь дом стоял». Актеры старшего поколения рассказывают зрителю истории из собственной жизни. Жанр модного у молодежи сторителлинга... Из того, о чем говорят актеры на сцене, я лично помню немного, больше — из рассказов родителей и бабушек. Но основной контингент РАМТа — молодые ребята. От описываемых событий их отделяют десятилетия. Коммерческий успех таких спектаклей возможен? На что вы рассчитывали, выбирая материал?
— Я рассчитывала на то, что актеры, на которых театр долго держался и продолжает держаться, проявились бы в глазах нового поколения. Стали объемными, понятными фигурами. После премьеры многие молодые актеры говорили о том, что не могли даже предположить, что у их старших коллег настолько интересные биографии. Да и сами участники спектакля открыли друг друга заново. Работали бок о бок почти полвека, а подробностей не знали. Я рассчитывала также и на то, что энергия поколения 60+ забьется с новой силой. Не секрет, что у «взрослых» актеров все меньше ролей, а сил еще много. И что такое 60—70 лет для человека? Да ничего! Идея спектакля принадлежит актеру Вите Панченко. Он рассказывал о том, что когда пришел в РАМТ, молодые благоговели перед старшим поколением, имели наставников. Юные зрители эмоционально воспринимают всю эту историю, во время спектакля я наблюдаю полную вовлеченность.
РАМТу уже больше ста лет, за это время выросло несколько поколений, и нынешние бабушки и дедушки, которые приводят к нам на спектакли внуков, сами выросли в этих стенах. Уверена, что им будут интересны истории кумиров. К актерам зачастую относятся как к небожителям, а это просто люди, с проблемами, о которых мало кто подозревает.
«Здесь дом стоял» — это о нашей с вами общей истории, о совпадениях и пересечениях судеб. Это память молодых об ушедших предках. Многие не успевают поговорить со стариками в своей семье — некогда, неинтересно, а потом поздно. Остается сожалеть, что история семьи как будто в тумане, набросками.
— Марина, вы говорите о том, что зрители не воспринимают актеров как обычных людей, скорее как небожителей. А как было с вами, когда вы окончили Школу-студию и были приняты в труппу МХАТа? Вашими коллегами оказались те, имена которых знала вся страна.