Глеб Глинка: «С Лизой уже через неделю знали, что проживем вместе всю жизнь»
Мы счастливо прожили тридцать лет. Если счастье длится так долго, к нему привыкаешь. Его не замечаешь, как пол, по которому ходишь. А когда в 2016 году рухнул самолет, в котором она летела, пол из-под ног исчез...
Глеб Глебович, двадцать второго октября вышел фильм «Доктор Лиза», в котором вашу жену играет Чулпан Хаматова. Обрадовались, когда продюсер сообщил, что в роли Елизаветы Петровны снимется именно она?
— Все было не совсем так: это я предложил продюсеру взять Чулпан, поскольку видел в роли Лизы только ее. Они общались лично и дружили благотворительными фондами, поддерживали друг друга, перенаправляли пациентов. Я знал, что они очень близки по духу, но продюсер сомневался: «Вряд ли получится, у нее график забит на много лет вперед». Тогда я, хотя мы и не были знакомы, позвонил Чулпан, приехал в «Гоголь-центр», где она в тот вечер играла в спектакле. По его окончании мы побеседовали в гримерке, и она согласилась...
Чулпан предложила, чтобы меня сыграл поляк Анджей Хыра — видимо, она с ним раньше работала. Хороший актер, снимался у Анджея Вайды и действительно похож на меня, только десятилетней давности. Мы сделали общие фотографии — занятно на них смотреть.
Кстати, я и сам снялся в картине. То есть снялся — конечно, громко сказано. Я в жизни адвокат и в кадре появляюсь тоже в образе «коллеги», только спившегося. Меня в числе других бездомных кормит на вокзале Лиза. Захотел устроить этот маленький розыгрыш — вспомнил Хичкока, всегда появлявшегося в эпизодах собственных фильмов.
Меня удивило, насколько актеры талантливы! Конечно, Чулпан одного роста с Лизой и ее гримировали под Елизавету. Но как же точно она воспроизвела походку жены, жесты, манеру говорить! Поначалу мне даже было немножко не по себе... Для меня вообще эти съемки были чем-то невероятным: я же никогда не видел, как делаются фильмы, тем более не участвовал в их создании.
— Вы что-то советовали сценаристам, приезжали на съемки?
— Я много, хоть и косвенно, участвовал в процессе. Вносил поправки, предложения. Было так интересно видеть, как рождается сценарий! Мой папа был поэтом (Глеб Глинка — поэт, эмигрант второй волны, после Великой Отечественной остался в Европе, а в пятидесятые с женой и девятилетним сыном Глебом переехал в США. — Прим. ред.), и когда он сочинял стихи, это было глубоко личное, почти сакральное творчество. А сценарий, оказывается, коллективный труд! Уж не знаю, как на других картинах, но в нашем случае сценарист учитывал замечания многих людей и делал все новые и новые варианты на их основе.
Процесс оказался долгим и мучительным. Я просил переписать первые слова, которые произносит киношный Глеб. Мой персонаж, уткнувшись дома в бумаги, садится на диван — и вдруг под ним кто-то шевелится и вопит! Он отскакивает и кричит на английском матерное слово. Попросил поменять — очень уж слово грубое, я бы так никогда не сказал.
На диване лежал подопечный Елизаветы — бездомный с Павелецкого вокзала, которого она перед отправкой в его родной город привела к нам в квартиру, чтобы накормить, подлечить и переодеть в чистую одежду, то есть в мои вещи. Кстати, это реальный случай. Прямо на бродягу я не садился, но не раз натыкался дома на неопрятного вида незнакомцев и спрашивал: «Ты кто?!»
— Были вещи, на которых вы жестко настаивали?
— Драк не устраивал, не стучал, как Хрущев, ботинком по столу. Но например, для меня было важно показать, что Елизавета была православной и верующей, каждое воскресенье и все праздники ходила в храм на службу, часто молилась и старалась, чтобы перед похоронами ее бродяг отпевали — тех, которые сами об этом просили. В первых вариантах сценария эта тема не звучала, но мы нашли компромисс, и в фильме Елизавета с врачом Петровичем из ее фонда приезжают в церковь отпевать бездомную.
Мне было сложно собраться с духом и рассказать, но в итоге в кино попали фразы, которые мы только друг другу говорили. Уж такой характер — тяжело сугубо личным делиться. У меня есть две Елизаветы. Одна — женщина, с которой я тридцать лет прожил бок о бок, мать моих детей, которую любил, за которую переживал и за которую молюсь. Другая — которая создала хоспис и благотворительный фонд, заботилась об умирающих и бездомных, спасала людей, которая принадлежит широкой общественности.
В 2017 году мы издали книгу «Доктор Лиза Глинка: «Я всегда на стороне слабого» — ее дневники, интервью, фотографии. Сейчас переиздаем, я нашел в ЖЖ, «Живом журнале», одиннадцать прекрасных дневниковых записей, которые в первый раз пропустил. Три из них очень интимные, и я долго мучился, спрашивал близких людей, стоит ли их публиковать в новом издании. Но все-таки решился.
— Действие фильма происходит в день тридцатилетия вашей свадьбы...
— А вот тут уже художественный вымысел. В кино мы его празднуем двадцать пятого апреля 2012 года. Выбрали апрель, потому что съемки проходили в этом месяце, двадцать пятого была среда, а по средам Лиза кормила бездомных. В картине же все события происходят в один день. На самом деле мы отмечали тридцатилетие свадьбы девятнадцатого января 2016 года.
В кино на торжество приглашено много друзей, прилетают из Америки старшие сыновья Костя и Алеша. В реальности же отпраздновали годовщину тихо — дома, вдвоем. Елизавета, да и я тоже, так много крутились среди людей, что не хотелось никого звать, а с детьми мы виделись незадолго до годовщины.
Зато на втором и третьем плане масса деталей, воспроизведенных с документальной точностью. Например Лизе кто-то подарил старую-престарую машину скорой помощи, и мы несколько дней выясняли, какие у нее были номера. Хотя сколько на свете людей, которые оценят такую точность?..
Хотели втянуть реалии, чтобы они были в глубине кадра, за кадром. Это казалось важным и мне, и продюсеру Александру Бондареву. Он был другом нашей семьи пятнадцать лет, помогал Лизе. Они познакомились в ЖЖ, и я его до сих пор зову Ставром — это его ник, прозвище в «Живом журнале». Хотя снимать фильмы — его профессия, это кино для Ставра, конечно, больше, чем просто очередная картина... Кстати, я ему предложил снять все сцены, происходящие в нашем с Елизаветой доме, в нашей настоящей квартире.
— Раз вам сложно пускать в личную жизнь других людей, наверное, и решиться пустить съемочную группу в свой дом было непросто?
— Этой идеей я сразу загорелся. Режиссер Оксана Карас даже пыталась отговорить: «Вы понимаете, на что идете? Здесь будет шестьдесят человек одновременно! Улицу перекроют, в окно засунут кран! И все мы будем с вами жить несколько дней подряд, устроим ужасный кавардак. Нет, конечно, все потом восстановим...»
Но я любознателен и непуглив, а вот бедная Надежда Григорьевна киногруппу побаивалась и пряталась в спальне. Это сводная сестра моей тещи, она помогает нам по хозяйству, с тех пор как Лизина мама попала в больницу.
Галина Ивановна (мама Елизаветы — Галина Поскребышева, врач-диетолог, ведущая телепрограмм «Наш сад», «Домашний очаг», «Русский огород», автор десятков кулинарных книг. — Прим. ред.) перенесла тяжелый инсульт в октябре 2006 года и полтора года лежала в коме... Слегла в день, когда Елизавета, прилетавшая в Москву в гости, ехала на такси в аэропорт, чтобы вернуться в Америку, но тут ей позвонили и сообщили страшную новость. Она, конечно, осталась, чтобы ухаживать за мамой.
Тогда мы все жили в США и не могли примчаться к ней сразу, так как Алеша оканчивал школу. Потом мне предложили должность директора представительства Американской ассоциации юристов в России, и я мог обеспечить нам первые годы совместной жизни здесь.
Елизавета каждый день покупала мамино любимое мясо, варила его, измельчала на каком-то невероятно шумном кухонном агрегате, чтобы ехать к девяти утра в больницу и через зонд кормить маму. И так полтора года каждый день. Я сова и спал в это время, но слышал сквозь сон... Представляете, даже не понял сначала, что происходит и зачем она это делает. Врачи ведь говорили, что Галина Ивановна не реагирует вообще ни на что.