Дорога к храму
В судьбе каждого человека бывает день, который меняет его жизнь. Для архитектора Михаила Михайловича Посохина таким днем стало назначение на должность главного архитектора проекта воссоздания храма Христа Спасителя. У храма трагическая судьба: в XIX столетии он был построен по проекту Константина Тона в знак мужества русского народа в борьбе с нашествием Наполеона, а в 1931 году снесен советской властью. 31 мая 1994 года правительство Москвы выпустило постановление о начале восстановления храма Христа Спасителя, а 25 лет назад, 19 августа 2000 года, храм был освящен и стал самой главной православной святыней России. Этот день подвел итог огромной работе историков, архитекторов, строителей и художников, которые вновь вернули храм людям.
Главный архитектор проекта — народный архитектор России академик Михаил Михайлович Посохин — личность легендарная и уникальная. Потомок просветителей Сибири, сын создателя Нового Арбата, автор самых знаковых объектов в Москвея — от музея-заповедника «Царицыно» до башни «Меркурий» в Сити. Но, по его признанию, именно этот проект стал для него новой точкой отсчета не только в профессии, но и в жизни.
— Михаил Михайлович, почему именно с храма Христа Спасителя в вашей жизни начался новый отсчет времени?
— Первый президент России Борис Николаевич Ельцин в 1992 году подписал указ «О создании фонда возрождения Москвы», где первым пунктом стояло воссоздание храма Христа Спасителя как символа новой страны, с иными духовными ценностями и отношением к прошлому. Того, что мне предстоит стать прямым участником этого процесса, я не мог и предположить.
А начиналась история с решения к 1000-летию крещения Руси построить в Орехово-Борисове храм, посвященный этому событию. Дело двигалось медленно, шел уже 1994 год. Скажу честно, не очень верил я тогда в такое строительство. Какие храмы, когда на полках магазинов пусто, а у меня в кабинете стоит оставшийся от Горбачева мешок сахара, выданный вместо зарплаты...
Однажды на очередном совещании по поводу храма в Орехово-Борисове собралось очень солидное представительство: патриарх Алексий II, мэр Юрий Лужков, главный архитектор города Леонид Вавакин. И строительство объекта неожиданно отменяют. А вместо этого принимают решение о воссоздании храма Христа Спасителя на его историческом месте. Над идеей поручают работать «Моспроекту-2» и архитектору Покровскому. Через некоторое время после этого знакового совещания я улетаю в командировку, а когда возвращаюсь, меня практически с самолета вызывают в штаб строительства храма. И там разыгрывается драматическая для меня как руководителя «Моспроекта-2» (я тогда еще не совсем был искушен в политических играх) сцена: Лужков в пух и прах разносит главного архитектора проекта. Я даже подумал, что проект заберут из нашего института. Да и бассейн еще плещется, хотя по срокам уже пора начинать восстановление храма. И тут такой скандал! Оказалось, что причина вовсе не в затягивании сроков, а в том, что возникли разногласия с патриархом. В сентябре 1994 года был создан Совет по воссозданию храма, и на заседаниях решали вопросы о том, как именно его восстанавливать. Его Святейшество Алексий II, будучи очень уравновешенным человеком, спокойно и терпеливо пояснял архитектору, каким храм должен быть по канону, но встретил полное непонимание. А когда устал бороться, тихим голосом спросил Лужкова, нельзя ли заменить этого проектировщика, потому что он совершенно не понимает задачу.
На следующий день после той драматической истории архитектора от проекта отстранили. Уже без него собиралось совещание по строительству в круглом зале здания мэрии на Арбате. Выступили строители: мол, чертежей до сих пор нет. Вышел я после этого совещания от волнения красный как рак, надеваю пальто и вижу — прямо на меня несется Юрий Михайлович. Отхожу, пытаясь пропустить этот огненный шар мимо. Но он останавливается около меня, упирается пальцем в грудь и говорит строго: «Учти, храм — это твой ребенок, ты мне за него ответишь!» И уходит. Это было назначение «по-лужковски».
Я оделся, вышел из здания. Падал мелкий снежок. У меня вдруг возникло ощущение Нового года... Так и было: с этого момента все поменялось, жизнь пошла как будто с чистого листа.
— И как начался ваш новый день после этого?
— С осмысления, что делать в первую очередь. Надо было организовывать архивную работу, геологоразведку, мобилизовать массу специалистов вплоть до МЧС. Требовалось понять, в каком состоянии и из чего сделан фундамент Дворца Советов, спроектированный Иофаном для этого места. Ведь после разбора руин взорванного храма срочно был вырыт огромный котлован. Несмотря на сложные грунты, еще до начала войны соорудили фундамент грандиозного здания Дворца Советов. К 1939 году уже закончили кладку фундамента высотной части, главного входа и стороны, обращенной к Волхонке. Потом строительство дворца заморозили, война помешала глобальным градостроительным планам. И только в середине шестидесятых придумали использовать котлован как основу бассейна.
В конце сентября 1994 года этот бассейн мы стали разбирать. Когда воду откачали и фундамент вскрыли, отыскались баллоны с хлором, которые пролежали там лет двадцать. Хлор, как известно, в концентрированном виде — чистый яд, и экологическая катастрофа не произошла лишь по чистой случайности. К январю территорию очистили и подготовили, а уже в Рождество 1995 года патриарх Алексий II совершил на этом месте торжественный молебен с закладкой первого камня храма Христа Спасителя. Параллельно мы решали тысячи вопросов, гнали расчеты и чертежи — люди работали круглосуточно. Мэр торопил, ведь он обещал Ельцину уложиться в определенные сроки, а дело шло медленно.
В какой-то момент возникла неожиданная проблема: чертежи надо утверждать и подписывать, а главный конструктор подпись не ставит. Спрашиваю, в чем дело. Он отвечает мне что-то невнятное. А чертежей-то сотни, работа стоит! И вдруг он говорит: «Я боюсь, потому что в такие сроки все это рассчитать и сделать как надо невозможно». И это правда: фактически мы сразу готовили рабочую документацию, без стадии проекта.
Решаю подписывать чертежи сам. Вызываю всех сотрудников и говорю: «Арматура должна быть в два раза толще и в два раза чаще». Строители потом звонили, жаловались: вибратор, которым уплотняют бетон, не проходит сквозь арматуру. Я думаю: «И слава богу!» Подписал все чертежи. Потом нашли другого главного инженера: пришел Вячеслав Иванович Фадеев, очень хороший специалист. Еще раз рассчитали конструкции, запас прочности у храма получился значительный — прямое попадание выдержит.
Как бы там ни было, но через год на Пасху патриарх провел уже первое богослужение под сводом храма, а в августе освятил главный престол Спасо-Преображенской церкви, после чего богослужения стали регулярными.
— Росписи старого храма делали Суриков и Верещагин. Чем руководствовались, когда расписывали храм? Пытались повторить?
— Восстановлением росписей занималась Российская академия художеств во главе с Зурабом Церетели. А расписывали 23 артели художников. За соответствием всех элементов храмового комплекса церковным канонам, историческим образцам отвечала Комиссия по художественному убранству. Она собиралась не менее 40 раз за три года, а сколько рабочих совещаний прошло, какие тонны материалов подняты были — и представить теперь трудно. Изучали акварели, фото первого храма.
Между прочим, в комиссию входили и архитекторы, и историки, и реставраторы. Причем большей свободы, чем у них, не было ни у кого из участников процесса. Но, конечно, Верещагина, Сурикова или Маковского, которые расписывали тот, первый храм, уже не было попытки повторить. Современные картины, естественно, по-другому написаны, но никто и не претендовал на прямое соревнование с оригиналами. Они не хуже и не лучше — нельзя сравнивать разные, но самодостаточные произведения. В целом художественные росписи храма вызывают восхищение.
В проекте воссоздания храма Христа Спасителя Зураб Константинович виртуозно руководил огромным коллективом художников и скульпторов. Под его началом созданы ворота храма с потрясающими скульптурами, восстановлены барельефы, ротонды по образцам фрагментов сохранившихся скульптур, находящихся в Донском монастыре.
— Вернемся к вашей работе. Как вы лично переживали критику в адрес нового храма — по сути, и в ваш тоже?
— Любой человек переживает за свою работу и принятые решения. Но у нас была база, обоснование наших решений, которое давало уверенность. В команде трудились историки, искусствоведы, шла большая научная работа. Мы осознанно не стали повторять некоторые детали. Было много критики по поводу того, что скульптуры на наружных стенах храма сделали из бронзы. Первоначально для оригинального здания они были созданы из камня, но не потому, что такой была задумка, а потому — и мы нашли этому подтверждение, — что Крымская война и острая нехватка бронзы для отливки пушек не позволили сделать их в металле.
То, что статуи должны были быть выполнены из другого материала, подтверждает и сама форма фигур, и их расположение. Не могли грамотные скульпторы не понимать, что фигура из естественного камня с вытянутой рукой со знаменем потеряет эту руку через пару зим. Часть фигур как бы выдвигается из стены, создавая этим «движением» зазоры и пустоты, куда попадает вода. Это значит, что зимой между фигурой и стеной образуется кусок льда, который рано или поздно разрушит скульптуру. Я понял, что, если мы повторим фигуры в камне, они начнут сыпаться еще при моей жизни. Потому и было принято решение отлить их в бронзе — то есть на века.
В новейшей истории России храм был первым объектом столь серьезного архитектурно-художественного масштаба для архитекторов, строителей, художников, реставраторов. Неудивительно, что проблем было очень много.
Возьмем, например, мрамор, который требовался на облицовку. С большим трудом добрались до качественных слоев белого мрамора на Коелгинском месторождении — это в районе Челябинска. Но когда стали брать из него пласты, по камню пошли желтые пятна — мрамор оказался слишком железистым. Выбирали каждый кусок.
Очень помогло, что нашлись старые бухгалтерские книги, где были описаны все проплаты, произведенные при строительстве первого храма. Допустим, написано: бельгийский желтый мрамор, заплачено 50 тысяч золотых. Так мы смогли составить палитру использованных материалов. Ведь на картинке видно, что пол желтый, но из чего он? Оказывается, из такого-то сорта такого-то камня, это достаточно конкретная информация. Выяснили, что темно-коричневый камень, часто попадавший на фото и даже картины, в том числе с ажурной резьбой, это порфир. Он очень твердый, его обработка даже при помощи современных инструментов крайне трудна. Представляете, каково было мастерам в XIX веке!
— Конструкция храма ведь тоже не совсем соответствует оригиналу?