Янковские
«Улыбайтесь, господа!» — кажется, это мог сказать только Олег Янковский, который улыбался так, как никто другой. Его любила камера, обожали зрители. У него нет провалов. Он взвешивал каждый шаг и выбирал самые лучшие проекты. Начало актерской династии Янковских положил его брат Ростислав. Актерами стали сын Филипп, внуки Иван и Лиза. Семья вообще была номером один в его жизни. Сына он любил больше всех, а потом и внуков. За эту любовь в театре его даже назвали Дед.
Ростислав Янковский: «Нам приходилось скрывать дворянские корни»
У меня дома до сих пор стоит бутылка виски. Я сам его не пью, это для Олега, — рассказывал Ростислав Янковский. — Когда брат заезжал ко мне в гости — садился вальяжно в кресло, трубку закуривал. И обязательно просил: «Славулька, височки мне налей!» Запах виски и дорогого табака — это запах брата. Олежка от природы был склонен к сибаритству, а слава и успех позволили развиться этой склонности в полной мере.
Собаку Баскервилей не видели?
Помню, как я впервые попал в Венецию. Бродил по узким улочкам и даже заплакал от радости от этой невероятной красоты. И, переполняемый этими чувствами, позвонил Олежке. Я просто выл от счастья: «Олеженька, тут такая красота! Венеция — она потрясающая!» — «Славулька, успокойся! Ты не представляешь, какая она кошмарная, когда дожди».
Олег стал бывать во Франции, Италии, когда для нас это еще оставалось недостижимой мечтой. Железный занавес казался нам нерушимым, а Олежка уже завел себе привычку сидеть где-нибудь в Европе на центральной площади в уличном кафе и наблюдать за людьми. Никуда не спешить, не суетиться... Особенно Олегу нравился Париж — он всегда останавливался там в отеле «Георг V». Нам всем Олег привозил из-за границы подарки — как говорил, из «музея быта» (он так называл западные магазины). Ну и сам Олежка, конечно, в Европе одевался. Его суточных и гонораров на это вполне хватало. Помню, наша мама как-то раз увидела Олега в модном итальянском пиджаке со стильными заплатками на рукавах. И даже не поняла, что это сделано специально. Предложила: «Олеженька, давай, я получше переделаю...»
Вкус у Олега был потрясающий, а элегантность — в крови. Я не знаю другого человека, на котором так идеально сидел бы костюм. Ну а носить летом белый костюм практически никто из советских мужчин, кроме него, не умел. Они с Филиппом любили вспоминать такую историю: приехали в Сочи. Филипп был маленький и захотел какао с пончиками. Пришлось ради пончиков идти в портовую кафешку — дешевую и не очень чистую забегаловку. Олежек в своем белом костюме смотрелся там явно как чужеродный элемент. И тут к нему мужик с пивной кружкой подходит и спрашивает: «Артист?» — «Слесарь», — ответил брат с абсолютно серьезным лицом.
Еще была история — ее рассказал мне мой старший сын Игорь. Мы все вместе были на море. И вот они втроем пошли на пляж — Игорь, Олежка и Филипп. Дорога лежала через частный сектор. Жарко, окна открыты, и слышно, что по телевизору показывают «Приключения Шерлока Холмса» — серию про собаку Баскервилей, где Олег играет убийцу — Степлтона. Олежке захотелось пошутить. Он перемахнул через забор, отодвинул занавеску, заглянул в чье-то окно и спрашивает: «Собаку Баскервилей не видели?» Хозяева от испуга заорали.
Он всегда был немного непредсказуем. А может, дело в том, что никто никогда не знал, что происходит у Олега в душе. Думаю, даже очень близкие. Даже Филипп, которого он любил сильнее, чем кого бы то ни было на свете. Он ведь был потрясающим отцом, и сын за Олежкой хвостом везде ходил. И на съемки ездил. В пять лет Филипп с Олегом в «Зеркале» у Андрея Тарковского снялся... Но и с сыном Олежек вряд ли бывал откровенен. Такой уж он человек — закрытый. Зато, наверное, благодаря этому ни с кем за всю жизнь явным образом не поссорился. Прирожденный дипломат! И срывов у него никогда не бывало. Моя жена Нина мне говорила: «Вот, посмотри на Олега, как он умно себя ведет. Ты же ляпаешь направо-налево не обдумывая!» Все удивлялись аристократизму Олега. А это просто кровь. И в нем она проявилась наиболее очевидным образом.
Наша бабушка в детстве дружила с Лениным
И я, и Коля, и Олег — по паспорту Ивановичи. Но это не совсем верно. Отца звали Ян, он родился в Варшаве. Под Витебском у нас было имение. Не осталось ничего, даже фотографий. Мы скрывали наши корни. Папа был штабс-капитаном лейб-гвардии, отличился в Брусиловском прорыве. Там он был ранен в живот, и орден Святого Георгия ему вручали в Юсуповском госпитале. Потом, после революции, мама зашила этот орден вместе с дворянской грамотой в подушку — не знаю уж, как получилось, что они все-таки не сохранились. Но мама о прошлом категорически не хотела вспоминать.
Отец был католиком, а мама православной. И всех трех сыновей — меня, Колю и Олега — крестила в православие. Хотя ради отца в семье праздновали и католические Пасху и Рождество наряду с православными. Отец — поляк, дворянин, интеллигент — был идеальной мишенью для репрессий, вот они его и не миновали. Я был совсем маленьким, когда отца арестовали в первый раз, а Коля и Олег еще вообще не родились. А когда мне было шесть лет, я пришел домой с прогулки и вдруг увидел отца — он сидел рядом с мамой на кровати. Я не помнил его лица, но почему-то сразу понял, что это он. Красивый такой мужчина!
Несколько месяцев наша семья была очень счастлива. На улице я держал отца за руку, и все это видели! Рядом с нашим домом был стадион, и мы ходили туда с папой. А там часто тренировались в стрельбе чекисты. Я был в них просто влюблен! Они выглядели такими щеголями в своих серых гимнастерках, коротких сапожках, с кобурой на поясе. И так метко стреляли из своих браунингов! Я на них смотрел как на богов. А однажды ночью проснулся от шума — по нашей квартире расхаживали мои любимые чекисты. На часах было 5:30. Все перевернуто, отец растерян и повторяет: «Мариночка, я ничего...» Мама как каменная. Не плачет. Я бегу к чекистам, цепляюсь за них: «Отпустите папу...» Те приказывают: «Уберите ребенка». Меня от них еле оторвали. Мама говорила потом, что вечером накануне ареста папа читал Короленко — точно как и в первый раз. С тех пор я Короленко просто ненавижу!