Александр Рапопорт: «На каком-то этапе я сказал: «Хочу, чтобы всем было хорошо, но чтобы среди тех, кому хорошо, был и я тоже»
Сейчас мне приятно, естественно, что меня узнают, что я известный. Но уже нет той остроты, которая была бы, если бы это случилось после школы. Во-вторых, большинство актеров моего возраста или старше сегодня все-таки уже в «тираже». И если бы я начал сниматься с молодости, то эта участь, скорее всего, не миновала бы и меня. И опять же, еще один плюс — я попал в среду, где много людей моложе меня. Это очень стимулирует.
— Александр, ваше лицо очень узнаваемо. Это потому, что оно у вас такое выразительное, или потому, что у вас около 150 кино- и 40 театральных ролей за плечами?
— Наверное, я получил эти роли в том числе благодаря этому лицу и своему упорству. Я очень давно и страстно хотел стать актером. По поводу лица — однажды я познакомился с режиссером Георгием Николаевичем Данелией и спросил его, как мне кратчайшим путем попасть в кино, потому что «набивать студенческие шишки» у меня нет времени. Он ответил: «У вас такое выразительное лицо, вы просто отправляйтесь на «Мосфильм» и ходите по коридорам. Кто-нибудь обязательно вас окликнет». Но на «Мосфильм» просто так не попадешь, нужен пропуск. И тут случилось следующее: во время вечеринки в картинной галерее Галины Данелии (жены режиссера. — Прим. ред.) она обратилась к своей подруге Людмиле Великой, работающей кастинг-директором на одном из проектов:
— Люся! Ну вот, посмотри на его лицо и скажи мне, его можно не снимать в кино?
Великая посмотрела и ответила:
— Нет. Не снимать нельзя! — и спросила меня: — Завтра можешь?
Я ответил:
— Я мог и вчера, и позавчера...
На следующий день я познакомился с Наташей Фоминой, которая была сотрудницей одного из кастинговых агентств «Мосфильма». Она играла Фанни Каплан, а я — чекиста Кузнецова, на руки которого после выстрела (который, как позже выяснилось, совершила не она) падал Ленин. Она познакомила меня с директором агентства Ларисой Исаевой, которая поставила меня на учет. Благодаря такому стечению обстоятельств я и начал сниматься в кино. Мне тогда было 57 лет.
— Поздновато для начала карьеры. Есть какие-то плюсы в том, что ваша мечта сбылась так поздно?
— Это была даже не мечта, а некая «паранойяльная» цель. Потому что мечта, это когда человек хочет и не делает. Конечно было бы лучше, если бы это случилось немножко раньше. Прежде всего , чтобы папа успел увидеть, что я все-таки стал актером... А он всегда был против этого. Родители считали, что нужно сначала получить приличную специальность. И они настояли, чтобы я поступил в Пермский медицинский институт. Учился я, что называется, «через не хочу», но тем не менее окончил институт и стал врачом-психотерапевтом. Самое интересное, что я повторил судьбу отца, только наоборот — он сначала был актером, а потом стал врачом-психотерапевтом...
Сейчас я думаю, что если бы я поступил в театральное училище после школы, то, во-первых, меня бы скорее всего не миновала «звездочка». Молодой человек психологически не готов к известности. Не знаю, как бы я через это прошел. Сейчас мне приятно, естественно, что меня узнают, что я известный. Но уже нет той остроты, которая была бы, если бы это случилось после школы. Во-вторых, большинство актеров моего возраста или старше сегодня все-таки уже в «тираже». И если бы я начал сниматься с молодости, то эта участь, скорее всего, не миновала бы и меня.
И опять же, еще один плюс — я попал в среду, где много людей моложе меня. Это очень стимулирует, надо следить за собой, быть в форме. Кроме того, чем хуже ты сохраняешь форму, тем у?же диапазон предлагаемых тебе ролей.
— И как же эксплуатировалась ваша внешность? Как складывалось амплуа?
— Моя внешность как бы «не наша» для российского зрителя, она не славянская, наверное. Поэтому мне часто приходилось играть иностранцев. Например, в сериале «Марго. Огненный крест» я играл советника Наполеона, который живет вне времени, этакий Кощей Бессмертный.
Если говорить о театре, то я сейчас репетирую роль Воланда в спектакле «Мастер и Маргарита», который Владимир Александрович Стеклов ставит в Московском классическом театре. Меня спросили сначала, кем я себя здесь вижу. А кем я могу себя здесь видеть? Естественно, одним из двух персонажей — либо Воландом, либо Понтием Пилатом, оба, между прочим, для России иностранцы. Что касается Воланда, то этот персонаж все время ходил за мной с тех пор, как я прочел булгаковскую историю, а это было в отрочестве. Очень многие и актеры, и режиссеры, да и просто обычные люди, когда узнают, что я репетирую в «Мастере и Маргарите», даже не спрашивают, а утверждают: «Ну да — ты Воланд». Наверное, это лежит на поверхности, что называется, по «первому плану».
И второй персонаж, это Понтий Пилат. Тоже для меня интересный. В спектакле я играю их поочередно. И тот и другой представляются мне абсолютно не отрицательными, естественно. Меня часто спрашивают: почему ты играешь отрицательные роли? А я вообще не считаю, что играю отрицательные роли. Человек же не рождается отрицательным, и нет такого понятия — отрицательная внешность. Я все время возвращаюсь к высказыванию епископа Шарля Мириэля в «Отверженных»: «Проследим путь, по которому прошел грех». Когда я снимался в фильме «Марго. Огненный крест», мне режиссер Александр Глобин все время кричал в мегафон: «Саша, ты мне человечину убери!» Я говорю: « Ну как, нельзя у человека убрать человечину, она там все равно есть. И даже мерзавец, который прямо такой циничный мерзавец, он же все равно где-то внутри оправдывает себя, свои действия». Это живые люди, и они мне интересны психологически, с точки зрения специалиста по психологии поведения.
— Кроме иностранцев с мистическим уклоном вы очень успешно сыграли криминального авторитета в сериале «Зона». Как вы получили эту роль?
— Да, именно эта роль сделала меня узнаваемым во всем русскоязычном мире. Мне потом писали зрители из разных стран — Австралии, Южной и Северной Африки, Израиля и Европы. Помню, мы снимались в «Браке по завещанию» в Лондоне. Я приехал туда, иду по Хитроу, навстречу мне идет девушка в форме British Airways, и она вдруг спрашивает:
— Вы Вилен?
Я обалдел.
— Да, — говорю.
— Я вас сегодня ночью по телику видела.
А получилось так. Однажды моя приятельница актриса Лариса Шатило (сейчас она Лара Чаклин), которая играла в сериале «Зона» тюремного врача, познакомила меня с режиссером Петром Александровичем Штейном. Он так на меня посмотрел и говорит:
— Александр, ну а кого вам тут дать, какую роль? Из работников СИЗО? Адвокат — там играть нечего. Прокурор — там играть нечего. Но там есть один молодой пацан американец, ну, можно представить, что к нему отец приехал, но это же все... мелочь.
Я говорю:
— Петр Александрович, а если кого-то изнутри?
Он на меня так посмотрел и насмешливо говорит:
— Саш, ну подойдите к зеркалу, ну какой вы ЗК?
При этом разговоре сидело очень много народу: костюмеры, гримеры, администрация. Там снимался и консультировал Олег Протасов, которому эта часть жизни тоже была знакома. И я сделал так — взял режиссера за краешек свитерка, немножечко притянул к себе и сказал ему на ухо несколько фраз из той жизни, о которой я знал не понаслышке.
Он говорит:
— Ну, я не знаю, я не готов, надо подумать.
Я уехал в Нью-Йорк, это было перед Новым годом. Звонит мне Арина Симонова, которая была кастинг-директором на этом проекте, и что-то меня про адрес спрашивает, я уже не помню. Я говорю:
— Так я сейчас в Нью-Йорке.
Она в ужасе:
— Какой Нью-Йорк? У тебя 20 января смена, ты — Вилен Бобруйский.
Вилен Бобруйский — это вор в законе, который «держал» тюрьму.
— Вы упомянули, что имели отношение к тюремной тематике. Можете рассказать об этом эпизоде вашей биографии?
— Конечно. После окончания института я начал работать по специальности врачом-психиатром в больнице города Березники. Переехав через несколько лет в Москву, сначала работал в психиатрической больнице № 1 имени Кащенко (ныне Алексеевская), а затем дежурным психиатром по городу Москве. Эта была очень серьезная, ответственная работа — мы решали судьбы людей. Постепенно у меня стали появляться разногласия с руководством по поводу правомерности диагнозов. А именно — я спорил с диагнозами «карательной психиатрии», поэтому вызывал раздражение руководства и коллег. И в 1984 году был арестован за расхождения во взглядах на критерии показаний для неотложной госпитализации в психиатрические больницы. Я был осужден на четыре года. Это, конечно, драматическая ситуация, но она оказалась еще и неоценимым жизненным опытом. А главное, она послужила толчком к следующему крутому повороту жизни. После выхода из этих мест я понял, что дальше работать по специальности в Советском Союзе будет сложно. Тем более что, будучи уволенным после заключения, я через суд восстановился на работе, чем вызвал раздражение большого количества «властей предержащих». Мне стал часто сниться сон о повторном заключении... Надо было что-то предпринимать, я нес ответственность за семью. Решили «уйти» из СССР, что и осуществили в 1990 году, пройдя восемь европейских стран и обосновавшись в Нью-Йорке.
— Авантюрный поворот! Какие свои навыки вы использовали, чтобы не умереть с голоду в Америке?
— Было бы глупо не воспользоваться природным даром — феноменом узнаваемого лица. (Смеется.) Мы приехали в Нью-Йорк с 200 долларами в кармане, случайная знакомая, с которой мы познакомились в аэропорту Барселоны, любезно приютила нас на полу в своей квартире. На следующий день я вышел на улицу с целью найти работу. Узнав, что я доктор, все говорили: «Ну, вы же не будете здесь работать». В итоге меня никто никуда не брал. И тут мне в глаза бросилось название фитнес-клуба, а надо сказать, что я всю жизнь качался и вообще занимался спортом. Я захожу, менеджер говорит, что карта стоит 100 долларов. И я покупаю две карты в спортклуб... Начал туда ходить, и происходит то, что со мной происходило всегда и везде — мгновенно у меня образовалось большое количество знакомых. Через неделю я подошел к одному из них и говорю: «Мне нужно 3000 долларов, чтобы купить машину». Ребята из клуба собрали эти деньги и передали мне их со словами: «Отдашь, когда будет что отдавать». Я купил машину и начал заниматься извозом. А еще через месяц стал самым популярным водителем этого кар-сервиса. Клиенты звонили и говорили, что хотят доктора. Диспетчер спрашивал: