Татьяна Догилева: "Как же мне повезло!"
В Софию отправились режиссер Григорий Чухрай, актер Михаил Глузский и я, попавшая в эту компанию благодаря традиционной просьбе организаторов фестивалей и недель кино. Принимающая сторона обычно так и писала: "Просим включить в состав делегации молодую актрису". А в азиатских странах часто добавляли: "Желательно блондинку".
Я очень боялась, что жизнь пройдет как у родителей: работа, дом, встречи с родственниками. Семья жила бедно (хотя тогда считалось, что в Советском Союзе бедных нет), но у меня было хорошее детство, в котором всего хватало, кроме приключений и путешествий. Поэтому выбирая будущую профессию, знала одно: хочу, чтобы благодаря делу, которым стану заниматься, смогла увидеть мир. Особенно тянуло в экзотические страны, прежде всего в Латинскую Америку. Инки, майя, оставившие следы своего пребывания на Земле инопланетяне... А довольствоваться приходилось поездками в подмосковный пионерлагерь и на станцию Семейкино Ворошиловградской области, где жила мамина сестра тетя Клава.
Впервые за границей оказалась в Чехословакии после девятого класса. Наша школа дружила с гимназией имени Эугена Гудерны в городе Нитра. В поездку отбирали двух лучших учеников из класса, и я оказалась одной из них. Заграница в то время была для нас чем-то нереальным — не очень-то верилось, что она вообще существует. Нитра — небольшой промышленный городок с провинциальным укладом. Словацкие сверстники устраивали концерты, приглашали к себе домой, где накрывали красивые вкусные столы. Помню, как в первый вечер нас спросили:
— Что вы будете пить?
И мы с ужасом ответили:
— Кока-колу!
С ужасом! Почему-то были уверены, что от напитка, о котором много слышали, но никогда не пробовали, обязательно опьянеем.
Я подружилась в Нитре с невероятно красивым мальчиком, которого звали Мирослав. Высокий, русоволосый, с огромными синими глазами. А я не считалась красивой девочкой, не была избалована мужским вниманием. И вдруг, вернувшись в Москву, получаю от Мирослава письмо, в котором он пишет, что влюбился с первого взгляда, но не решался об этом сказать. Как же я рыдала из-за упущенной возможности! Порыдав, написала ответ и тут же вообразила себя героиней трагической повести. Пребывала в образе недолго — через пару месяцев роман в письмах заглох. Но синеглазый Мирослав остался в памяти навсегда, потому что для меня это была премьера чувств, насыщенная яркими красками и сильными эмоциями. Удивительно, что даже спустя сорок с лишним лет цвета не поблекли.
Вторая поездка была в ГДР. Студенты четвертого курса ГИТИСа традиционно отправлялись по обмену в Лейпцигскую высшую театральную школу. Мы показывали немецким ребятам свои отрывки, они нам — свои. Свободного времени оставалось немного. В один из дней нас повезли в Дрезден, на экскурсию по знаменитой картинной галерее. И там, стоя перед «Мадонной» Рафаэля, я поймала себя на мысли: «Чего это она такая маленькая и неяркая?» Смотрела долго — ждала, когда обуяет восторг. Не дождалась. И позже в Москве всем рассказывала, что в натуре знаменитая «Мадонна» сильно проигрывает репродукциям на настенных календарях.
Следующей «загранкой» стала Болгария. Поехала в составе труппы «Ленкома», который показывал зрителям братской страны спектакль «Революционный этюд». Ничего веселее и трогательнее, чем эти гастроли, в моей жизни, кажется, не было. На границах городов наши автобусы встречали болгарские пионеры — с горнами, барабанами и песнями. После спектакля мы с местными коллегами в театральном кафе до утра спорили об искусстве, делились забавными историями, хохотали, танцевали до упаду. В конце девяностых — начале двухтысячных не раз ездила в Болгарию на кинофестивали и сталкиваясь с совершенно другим отношением, задавалась вопросом: «Двадцать лет назад их насильно заставляли нас любить, что ли?» Но не будем о грустном...
Боялась, что жизнь пройдет как у родителей: работа, дом. Семья жила бедно, но у меня было хорошее детство и всего хватало, кроме путешествий
Целую череду загранпоездок мне обеспечило участие в фильме Юлия Райзмана «Частная жизнь». Картина рассказывала о директоре завода, которого отправили на пенсию и он теперь не знает, как и зачем жить. Главного героя играл Михаил Ульянов, а я — маленькую роль непутевой подружки его сына. Райзман был для меня небожителем, обсуждать указания которого не то что не смела — такая мысль даже в голову не могла прийти. Перед съемками одного из эпизодов он, обращаясь ко мне, сказал: «Душенька, ситуация такая — ночь, хозяин не пришел домой, и все за него очень переживают. Ты просыпаешься от звука открывающейся входной двери и выглядываешь из комнаты посмотреть, что происходит. Спишь ты, конечно, голенькая». «Вообще-то сплю в ночной рубашке», — вертелось у меня на языке, но я его прикусила и, согласно кивнув, разделась. А потом выглянула, показав одну голую грудь. Этот кадр использовали на всех афишах. На первом плане — суровое лицо Ульянова, на втором — я с грудью, внизу — название «Частная жизнь». Большой простор для зрительской фантазии.
Фильм «Частная жизнь» включили в программу Недели советского кино в Болгарии. В Софию отправились режиссер Григорий Наумович Чухрай, актер Михаил Андреевич Глузский и я, попавшая в эту замечательную компанию благодаря традиционной просьбе организаторов фестивалей и недель кино. Принимающая сторона обычно так и писала: «Просим включить в состав делегации молодую актрису». А в азиатских странах часто добавляли: «Желательно блондинку».
В поездку оделась по последней моде: купила у одной манекенщицы самострочный голубой комбинезон, а в Доме моделей на Кузнецком Мосту — тапочки, серебряные. К нынешним фирменным балеткам это корявое произведение сапожного искусства не имело ни малейшего отношения, но какой же крутой я себя в них чувствовала! В Болгарии к нам приставили молодого переводчика, который учился в Москве и очень любил русских. Никакой ночной жизни в Советском Союзе не было, и Петр по моему безумному глазу сразу понял: это то, что мне нужно. Я его ожиданий не обманула. Услышав «Хочешь пойдем?» — неизменно отвечала: «Да! Хочу!» Каждый вечер мы отправлялись то на дискотеку, то в ночной клуб, то на концерт. Спала урывками во время переездов из города в город, сидя на заднем сиденье автомобиля между Чухраем и Глузским. А когда не спала, трещала без умолку про то, какая крутая музыка была в клубе, какие коктейли! Иногда Глузский не выдерживал:
— Помолчи! Больше нет сил тебя слушать!
Звучало это не раздраженно, а устало и обреченно. Я начинала оправдываться:
— Михаил Андреевич, честно вам скажу — если замолчу, сразу засну.
— Лучше уж спи! — смеялся он.
Однажды Петр объявил, что ночью в ресторане отеля, где мы остановились, пройдет концерт очень известной болгарской певицы. Попасть на выступление звезды оказалось непросто, но Петр это как-то устроил. Певица мне безумно понравилась, и выпив изрядное количество коктейлей, я решила осыпать ее цветами. Поднялась к себе в номер, который из-за обилия букетов (Чухрай и Глузский свои отдавали мне) походил на ларек Мосцветторга, собрала в огромную охапку розы, пионы, ирисы и, с трудом дотащив до зала, стала бросать их на сцену. К великому изумлению публики и самой артистки. Кидала долго — до тех пор пока не появился Петр (он куда-то отлучался) и сказав «Все, хватит», не отправил меня в номер.
«Вообще-то сплю в ночной рубашке», — вертелось на языке, но я его прикусила и, кивнув, разделась. А потом выглянула, показав одну голую грудь
Была в этой замечательной поездке одна даже не проблема, а некоторая неловкость. Чухрай и Глузский друг с другом не разговаривали. Меня, жизнерадостную дворняжку, мало что знавшую о кинематографической среде, это обстоятельство повергло в крайнее изумление. Я просто представить себе не могла, что такое бывает. О причине конфликта рассказал Михаил Андреевич. Несколько лет назад он очень долго пробовался на главную роль в картине «Каждый день доктора Калинникова», которую готовилось запускать возглавляемое Чухраем Экспериментальное творческое объединение «Мосфильма». Потом доктора сделали женщиной, и ее сыграла Ия Саввина. Глузкий на Григория Наумовича дико обиделся.
Несмотря на холодность в отношениях, вели себя мэтры идеально. Ни косых взглядов друг на друга, ни — боже упаси! — каких-то задевающих самолюбие реплик. Великие умели быть джентльменами. А я, исправно выполняя обязанности связующего звена, удостаивалась чести беседовать то с одним, то с другим. Чухрай поведал, что хочет снять фильм «Аэлита» и занят поисками исполнительницы главной роли. Ищет ее в Румынии, потому что (цитирую): «Там есть такие лица!» К концу поездки Михаил Андреевич и Григорий Наумович не то чтобы потеплели друг к другу, но уже могли переброситься парой фраз. А я с обоими по-настоящему подружилась. И встречаясь на кинофестивалях или премьерах, мы общались с огромной радостью.
Сейчас, по прошествии многих лет, хорошо понимаю обиду Глузского на Чухрая. На мою долю выпала прорва этих чертовых проб, после которых очень часто никто даже не удосуживался сообщить: «Вы не подходите». Я отказывалась от участия в других картинах, от интересных поездок и ждала, что вот сейчас объявят дату первого съемочного дня. А потом вдруг узнавала, что работа над фильмом уже в разгаре...
Купила у одной манекенщицы самострочный голубой комбинезон, а в Доме моделей — тапочки, серебряные. Какой же крутой я себя чувствовала!
С писателем Владимиром Куниным я и Михаил Мишин (в ту пору мы уже были вместе) подружились, когда отдыхали в Доме творчества кинематографистов в Репино под Ленинградом. Мне очень нравились и книжки Владимира Владимировича, и он сам — веселый балагур. Как-то Кунин сказал, что пишет для «Мосфильма» сценарий про валютную проститутку. По тем временам — невозможно революционно! Тема считалась запретной, поскольку такого явления в советской действительности не было и быть не могло.
От Кунина мы узнали массу подробностей о жизни «спецконтингента», отношениях «бабочек» между собой, а также с милицией и КГБ. Он опасался, что «сценарий, конечно, порубят». Мы сопереживали, поддерживали, уговаривали не волноваться раньше времени. И вот при очередной встрече Владимир Владимирович вручил мне сценарий, который назывался «Фрекен Танька»: «Я написал его для тебя, и играть главную роль будешь только ты!» Сценарий понравился, хотя роль немного пугала. В спектакле Романа Виктюка «Наш Декамерон» мне тоже досталась женщина легкого поведения. Подумала: «Не много ли проституток?» Я уже имела возможность убедиться, что зрители далеко не так великодушны и продвинуты, как хотелось бы. Сколько оскорбительных писем я получила после «Забытой мелодии для флейты»! Появилась обнаженной на экране всего на секунду, и за это меня как только не обзывали... В общем, хорошо понимала, какую бурю зрительского негодования вызовет образ путаны Таньки и сколько всего придется выдержать актрисе, которая ее сыграет. На эту роль нужно было решиться — и я решилась. Но не сыграла.
История долгая, путаная и муторная. Сначала Кунин при встречах говорил: «Ты утверждена. Никаких проб», а спустя короткое время, когда спрашивала «Как дела? Что нового?» — уже делал вид, будто не понимает, о чем речь, и начинал рассказывать про что-то другое.
Актерский мир такой плотный, что утаить ничего невозможно. До меня докатывалась информация: одна актриса пробовалась у Тодоровского, вторая, третья... Я получила вызов на пробы через полгода. Не поехала. Если бы сразу сказали: «Тодоровский не хочет снимать тебя в этой роли», ответила бы «Хорошо». Еще и выдохнула бы с облегчением. Честное слово! А в реальном раскладе история оказалась для меня очень болезненной. Благодаря ей закончилась наша «дружба навек» с Куниным, но посмотрев «Интердевочку», я очень обрадовалась, что там не снималась. Фильм отличался от сценария, и в этом варианте роль Таньки была абсолютно не моя. А замечательная актриса Лена Яковлева прекрасно с ней справилась и стала в одночасье знаменитой. Говорю совершенно искренне: славу, полученную за работу в «Интердевочке», Лена заслужила.
Современное кинопроизводство тоже дает немало поводов поудивляться. Недавно разговорилась с кастинг-директором сериалов о том, как проходит отбор актеров. Все меняется с сумасшедшей скоростью, не успеваю следить за новыми правилами. И она мне поведала, что мнение режиссера сейчас не имеет ни малейшего значения, актеров на все роли утверждает канал-заказчик. В специально созданных отделах сидят какие-то люди, которым в обязательном порядке нужно предоставлять пробы.