Инвалид, бомж, колясочник, трансгендер — что не так с этими словами и как их избежать?
Почему нельзя заболеть онкологией, лишиться девственности или сделать операцию по смене пола? Эти и многие другие слова и выражения или некорректны, или просто неверны. С помощью лингвистов, активистов, психологов и профильных специалистов Мария Бобылева объясняет, что такое толерантная лексика и почему именно сейчас вокруг нее столько споров. Книга «Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать» стала продолжением онлайн-проекта «Мы так не говорим» портала «Такие дела»
Противники корректной лексики часто говорят, что она противоестественна, длинна, неуклюжа. Что это насилие над языком, который, напротив, стремится к экономии речевых усилий, а не к усложнению (намного проще сказать «негр», чем «афроамериканец»; «транс» или, ладно, «трансгендер», чем «трансгендерный человек»). Это удобная аргументация, и ее часто придерживаются и лингвисты, и видные гуманитарии, и вообще много кто.
Какое-то время назад писатель Борис Акунин написал у себя в фейсбуке: «С большим интересом прочитал англоязычную заметку о том, как избегать «вербального стереотипизирования с негативными коннотациями», если хочешь выглядеть воспитанным человеком. Я впервые столкнулся с этим явлением сорок лет назад, учась в японском университете, и думал тогда, что это такая экзотика, проистекающая из гипертрофированной японской вежливости: надо было говорить не «слепой», а «несвободный глазами», не «инвалид», а «несвободный телом», не «эта» (каста неприкасаемых), а «недискриминируемые поселяне» (слово из шести иероглифов). но потом в том же направлении двинулся весь мир, и эта лингвистическая революция меня, труженика на ниве словесности, прямо завораживает. Оказывается, говорить по-английски про человека old сегодня уже нехорошо, это эйджизм. Следует говорить elderly. не «мужчина» или «женщина» (это сексизм!) — person. Вместо blind (слепой) надо говорить visually impaired («визуально ослабленный»). Вместо «маленького роста» — vertically challenged (вот даже не знаю, как точно перевести). ну, что вместо «умственно отсталый» (упаси вас боже!) надо сказать «альтернативно одаренный», я знал и раньше. но теперь, оказывается, еще и вместо «толстый» рекомендуется употреблять horizontally gifted («горизонтально одаренный»). нет, я за вежливость и за то, чтобы никого не обижать. но зачем ханжить и глумиться над речью? Страшно подумать, как все это скажется на литературном стиле, когда и если войдет в повсеместную норму».
Действительно, если умозрительно продолжить эту тенденцию, то можно изобрести великое множество смешных выражений. но большинство из таких конструкций (вроде «горизонтально одаренный») остаются жить только в теории или вообще исчезают, едва появившись пару раз где-то ради шутки. О том, что паника об угрозе литературному языку, мягко говоря, преувеличена, высказался в фейсбуке же в ответ на пост Акунина издатель и журналист Илья Красильщик: «Какой-то натурально поколенческий разлом. Что заставляет умных образованных людей при виде слов, заменяющих обидные для кого-то, наливаться кровью и немедленно писать об этом в фейсбуке? Пять минут в Google позволяют понять, что словосочетания horizontally gifted и vertically challenged не используются практически совсем (а если и используются, то только в шутку), у «альтернативно одаренных» в русском языке та же судьба, а что касается замены слова old на elderly (пожилой), то посмотрел бы я на Григория Шалвовича, обращающегося на улице в 2019 году: «Старуха, как пройти в библиотеку?» но нет, 3000 лайков, 500 шеров, публика рукоплещет. Это всеобщее стремление защитить русский язык от внешних угроз и пятых колонн. Стремление, объединяющее всех россиян в едином порыве — защитить язык. Как? зачем? От кого? Да справится он без нас. Глупости отвалятся, нужное останется».
В свое время, работая над проектом «Мы так не говорим», я не могла не поговорить с лингвистами. заранее предвидя их реакцию на большую часть корректных слов и выражений, которые мы собрали для нашего «словаря», я отправилась в Институт русского языка имени Виноградова. Там у меня была назначена встреча с Ниной Николаевной Розановой, ведущим научным сотрудником отдела современного русского языка. Потратив на меня не- сколько часов, Нина Николаевна отвела меня в соседний кабинет (отдел культуры русской речи) — познакомить с его сотрудниками, вдруг они имеют что добавить относительно предмета нашего разговора. Дальнейшее стало полной неожиданностью.
В кабинете сидело четыре дамы разного возраста, которые дружно изумились моей затее. несмотря на то, что Нина Николаевна меня представила и максимально корректно объяснила им, в чем заключается мой проект, все в разной степени высказали свой скепсис, заявили, «кто ты такая, чтобы браться за столь сложную задачу». Узнав, что я не филолог, а журналист, и вовсе сменили тон с недоверчивого на презрительный. Кончился наш разговор вопроса- ми (риторическими) о том, какой госдеп мне заплатил за навязывание чуждых нашему глубоко духовному народу ценностей. На этом Нина Николаевна поспешила увести меня из кабинета, многократно извиняясь, что она такого не ожидала, и уверяя, что не все у них в институте такие. Я охотно верю, но не могу не привести слова одной из тех дам, которая говорила громче и больше всех, и под конец перешла на натуральный крик:
«Инвалид и в Африке инвалид, как его ни назови. Только и делают, что просят всякие блага от государства, а потом еще ноют. Вы мне не навязывайте свои западные стандарты толерантности, и не лезьте с ними в наш родной язык. В нашей стране своя мораль, чистая, у нас всегда будут презирать геев, и правильно. Мы победим!» Автор этих слов — Елена Михайловна Лазуткина, ведущий научный сотрудник отдела культуры русской речи Института русского языка имени В.В. Виноградова Российской академии наук.