Харрисон Форд – самый крутой мужик во вселенной
В истории Голливуда бывало всякое, но великий пофигист в ней только один – Харрисон Форд. Кажется, его собственная слава не интересует его вовсе, как и кино в целом. Крис Хит прокатился по Америке с актером, чье безразличие – его главное отличие
Харрисон Форд экономит слова, тщательно выбирая каждое из них. Он уже 40 лет кинозвезда, с того самого дня, когда впервые предстал в образе Хана Соло в «Звездных войнах» (ему тогда было 34). С того же дня он знаменит и своими интервью, из которых узнать что-либо о том, что за человек скрывается за ироничной усмешкой, решительно невозможно. «Так лучше, – говорит актер, кромсая фриттату по ходу нашего бостонского завтрака, – не надо ничего рассказывать. Надо просто дело делать, без объяснений. Особенно если тебе это сходит с рук». Но ведь сегодня утром он завтракает со мной, а я здесь для того, чтобы брать у него интервью, и затравочка выходит не ахти. Приходится напоминать звезде, что моя работа – выяснять, объяснять, разъяснять и все такое. «Я в курсе», – выдавливает в ответ Форд. Таким образом, может показаться, что интервьюировать Форда – занятие унылое и неблагодарное. Ничего подобного: избегающий прямых ответов Форд все равно интереснее подавляющего большинства его коллег, с радостью отвечающих на все вопросы. Я могу весь день сидеть и слушать, как Харрисон Форд изыскивает все новые способы заставить меня заткнуться. Его ворчливость – составная часть харизмы, а нежелание изливать душу каждому встречному не тождественно скрытности. Непреложный закон любого интервью состоит в следующем: если общаешься с кем-то достаточно долго, картинка так или иначе вырисовывается. Типичный обмен репликами с Фордом. «Мне очень, очень повезло. Невероятно повезло. Полно людей, которые умнее, талантливее и красивее меня, но им меньше повезло». В принципе, так можно сказать про любого успешного человека, это общие слова. «Общие так общие». Ну нет, так дело не пойдет, мистер Форд. Можно поконкретнее? «С чего бы, статью-то не я пишу». Смеюсь в ответ вопреки всякой логике. «Все нормально? Я тебя не обидел?» Его позиция, несмотря на спорность, заключается вот в чем: все, что он сейчас скажет в ответ на любой ваш вопрос, он уже где-то кому-то говорил. «Если как следует покопаться в кучах фигни, что про меня написана, понимаешь, что ничего нового уже не скажешь. Я ведь не меняю свои взгляды каждый вечер перед сном». Так точно, мистер Форд, и уже сама эта ситуация представляет журналистский интерес. «А вот в этом я точно виноват», – парирует, имитируя тревожность, артист. Еще до нашей первой встречи мне начало казаться, что знакомство будет необычным. За пару дней до интервью Форд сам позвонил мне, дабы утрясти детали. Зная о его нелюбви к интервью и крутом нраве, я думал: ну вот, сейчас пойдут понты, захочет все держать под контролем и т. д. Но нет, в Бостон он ехал, чтобы получить награду в области авиации, и в течение всего телефонного разговора взвешивал вслух все за и против моего присутствия на церемонии. До этого нам не приходилось общаться, это был самый первый раз, и потому большую часть времени я просто слушал. А говорил он, к примеру, такое: «Я слегка не уверен насчет авиационного момента... За годы в этом бизнесе я обзавелся убеждением, что не всегда надо приоткрывать завесу; иногда лучше ее не трогать. Не стоит сюда авиацию приплетать... Это вообще отдельная история. Мы же кино рекламируем... А летчицкие дела – это большой кусок моей жизни, но я не хочу об этом в интервью говорить... Я там буду речь толкать, чистая импровизация. По этой части я не силен – иногда получается нормально, а иногда так себе». Настаивать я не решился, предложив окончательно определиться по ходу нашей первой встречи. Фильм, который Форду предстояло «рекламировать», – это, разумеется, «Бегущий по лезвию 2049», отпрыск оригинальной картины Ридли Скотта 1982 года (в этот раз Ридли выступает продюсером, а режиссирует Дени Вильнев). Во время нашей беседы за завтраком Форд оставляет за собой право не смешивать «рекламирование» фильма с разбалтыванием всех подробностей. «Сюжет органически вырастает из первого фильма. Все происходит 35 лет спустя, а Райан Гослинг играет нового персонажа, который должен выполнить ту же работу, что когда-то делал я. Вот, пожалуй, и все, что тут можно сказать». Когда Форду предложили роль в сиквеле, он «не нашел причин отказаться». А как насчет причин согласиться? «Главная – возможность сыграть в фильме, который сильно отличается от тех, в которых я снимался в последнее время. Плюс содержащаяся в нем интеллектуальная шарада. Кроме того, мне заплатили за работу. Люблю, когда платят». Харрисон не смог бы оставаться звездой в течение четырех десятилетий, если бы просто игнорировал вопросы интервьюеров. Нет, он умнее и коварнее. У него в запасе есть несколько проверенных баек про свое прошлое, которые он рассказывает всем и каждому: потешные отряды, высланные хитрым военачальником, дабы отвлечь внимание от боевых полков. Но ничего, я готов и их послушать, ибо, во-первых, истории забавные, а во-вторых, я подозреваю, что некоторые из этих солдат знают больше, чем говорят. Часть историй – из середины 1960-х: про страдания юного Форда-актера, заставшего самый конец старой студийной голливудской системы, которая вязала начинающих перспективных актеров по рукам и ногам семилетними контрактами. Их учили играть и правильно себя вести, и если они доказывали свою профпригодность, им делали карьеру. Форд, подписавший два таких контракта, был освобожден от обоих и заработал репутацию вшивой овцы. По сравнению с сегодняшним Голливудом это был совсем другой мир: актеры-контрактники должны были ходить на работу пять дней в неделю, в пиджаке и галстуке и, если у них не было съемок, посещать занятия по актерскому мастерству. Форд говорит, что однажды ему сунули фотографию Элвиса Пресли со словами: «Сделай прическу как у него».
Другая байка – о том, как ему посоветовали сменить имя. Сказали: «Харрисон Форд» звучит претенциозно». Попросили подумать над псевдонимом, и на следующее утро Форд явился на работу с предложением: Курт Эффер. «Самое идиотское из того, что пришло мне в голову». Как он и предполагал, его послали подальше. А если бы прокатило? «Да нет, я бы не стал под таким именем сниматься. Ни в коем случае. Просто над ними издевался в ответ на их издевательства». А как они издевались? Вроде просто делали свою работу. «Можно и так сказать. Но то, как они ее делали, было так далеко от того, чем хотел заниматься я, что нам не о чем было разговаривать». Откуда такая самоуверенность? «Я вырос в Чикаго, на Среднем Западе. Такое воспитание». Форд родился 75 лет назад. Оба его родителя по молодости актерствовали, а отец впоследствии стал успешным рекламщиком. По легенде, именно он придумал, что у стиральных машин должно быть окошко, чтобы можно было видеть, что творится внутри. Спрашиваю у Форда, чем он похож на отца. «Люблю смешную шутку, стакан хорошего виски. Могу распознать качественную одежду. Еще во мне черти водятся, не дающие сидеть на месте». А на мать? «Я однажды где-то сказал: мой отец – католик-ирландец, мать – русская еврейка, так что... блин, забыл, как именно я выразился» (видимо, он хотел процитировать собственную реплику из телепередачи «В актерской студии» 17-летней давности: «Моя мать – русская еврейка, отец – католик-ирландец. Чисто по-человечески я чувствую себя ирландцем, но как актер я еврей»). В чем-то еще? «Пожалуй, нет, больше я на мать ничем не похож. Славная женщина». У Форда четверо детей от двух предыдущих браков и 16-летний сын от нынешней жены Калисты Флокхарт. В процессе разговора Форд в ответ на мой вопрос начал было рассказывать что-то не шибко важное про своего сына, но тут же осекся. Переменив тон, стал говорить низким, терпеливым, неколебимо твердым голосом, который известен всем, кто хоть раз видел его на экране. Голос этот намекает на то, что его персонаж вот-вот начнет все крушить и всем вокруг пора начинать бояться. «Если хоть какое-то упоминание о нем появится в интервью, он меня убьет, – оправдывается актер, – во сне прикончит». И тут же придумывает газетный заголовок: «Трагедия, потрясшая Голливуд». Спрашиваю у Форда, можно ли хотя бы процитировать эту реплику. «Наверное, можно, – отвечает Харрисон. – Чтобы он убедился, что я думаю о нем». Самый известный факт о ранних годах Форда: он трудился плотником. Дело было во время и после его работы актером-контрактником, когда его карьера застопорилась. По легенде, в один прекрасный день он заявил, что хочет стать плотником, взял пару учебников в библиотеке и принялся строгать. Так все и было? «И да, и нет. Я знал, как обращаться с инструментами, и мог прямо пилить. Это было самое главное – уметь пилить по прямой линии. У отца была небольшая мастерская в подвале, и мы вместе кое-чего там настрогали. – Актер смеется, будто только что вспомнил что-то. – Видел, как отец себе палец отпилил в подвале». Серьезно? «Ага. Это стало мне отличным уроком. Пилил фанеру циркулярной пилой, она назад крутанула и, – Форд показывает палец на правой руке, – отняла ему палец ровно посередине». Актер показывает, где именно. Пальцу каюк? «Да. Вообще-то, я его подобрал, завернул в салфетку и положил в карман. Когда мы приехали в больницу – нас везли на заднем сиденье в полицейской машине, – отдал хирургу скорой помощи, а он взял его и выкинул в мусорное ведро». Сколько вам было лет? «16». Подростковая травма? «Да нет, не мне же палец отрезало». А как отец это пережил? «Стоически. Настоящий ирландец». Форд объясняет, что отпиленный наполовину указательный палец отца зарос под неправильным углом и этот факт предоставил ему массу возможностей измываться над родителем. «После этого каждый раз, когда он на что-то мне указывал, укоряя, – Форд имитирует отцовский жест, выставив палец, – я начинал пялиться в ту точку, куда был загнут палец. Отец жутко бесился». И снова Форд останавливает рассказ, спохватившись. До него дошло, что, рассказывая эту историю, он пригрозил мне указательным пальцем в своей манере, а этот жест является его фирменным экранным «автографом». «Знаю, что ты подумал, – опережает ход моих мыслей, – вот оно откуда взялось! На самом деле я это бессознательно делаю». Когда Харрисон Форд хочет сменить тему – однажды по ходу разговора он заявляет скорее с надеждой, чем с ожиданием: «Ну, может, хватит обо мне?» – разворот беседы может быть самым внезапным и возникнуть ниоткуда. Например: «Ты смотришь канал Vice?» – вдруг спрашивает актер. «Не так чтобы постоянно, а вы?» – «У них есть шоу под названием «Охренительно вкусно!» Откуда он вообще про это узнал? «Встретил одного из их корреспондентов у моего сына Малкольма (это его третий сын. – *Авт.*). Ночевал у него на диване. Очень умный парень. Вот я и стал смотреть – реально интересное шоу. Моментами. Помогает отвлечься и заглянуть в любопытный параллельный мир». В конце концов, Форд объясняет, зачем заговорил об этом. Перед ним стояла тарелка с фриттатой. «Вот я и подумал: охренительно вкусно!» – проясняет маэстро. Но тема еще не исчерпана. На свете не так много вещей, о которых Харрисон Форд готов добровольно вас информировать, и фриттата – как раз такая. «Меня она завораживает: фрит-та-та, – произносит актер по слогам (его была с жареными овощами, оливковым маслом и разными сырами, а Форд ее еще поперчил и залил Tabasco). – Я однажды ее готовил в фильме». Свою порцию он,