Спасибо, что без дачи
Больше никакого самовара на веранде, творческих командировок и старых журналов на чердаке. Лев Рубинштейн закрывает не дачный сезон, а целую эпоху.
Когда моей дочери было года три, она на многие малоразрешимые вопросы непостижимого бытия, например, почему идет дождь или почему деревья вдруг стали голыми и некрасивыми, отвечала хотя и однообразно, но, в общем-то, правильно. «Патамушта осень!» — с забавной рассудительной интонацией немолодой тетушки говорила она.
Именно так, именно потому что осень. Особенность проживания в наших широтах еще и в том, что мы вроде как учимся ценить то короткое драгоценное время, когда в окно глядит всякий раз внезапно зазеленевшая липа и когда вокруг тебя шествуют праздничной толпой девушки в босоножках.
Почему «вроде как учимся»? А потому что ни черта мы не учимся. Потому что всякий раз нам кажется, что все эти незаслуженные нами подарки судьбы — навсегда.
И свалившаяся на наши непокрытые головы осень, зловеще обещающая в очень скором будущем мокрый снег, ледяной ветер, монотонную темноту и рассованные по всем карманам бумажные носовые платки, воспринимается нами как сенсация, вгоняющая в тоскливую панику. Ну или в паническую тоску — выбирайте сами.
О чем по осени думаем мы, безуспешно уворачиваясь от сырого ветра и с досадой поскальзываясь на раскисших листьях? Какими воспоминаниями согревается иногда взрослый городской человек, стоящий на подветренной автобусной остановке? Над каким огоньком держит он озябшие руки? Понятно, над каким. Понятно, о чем вспоминает он.
Он вспоминает о дырявом гамаке, о волейболе на лужайке, о ворованных яблоках, о варенье из малины, о воскресных шумных гостях, о холодном щавелевом супе, о поносе, о сырых дровах, о протекающей крыше, о шаровой молнии, о пойманной в траве ящерице, чей хвост навсегда остался в его руке. О шатающемся заборе и провалившемся крыльце. О крапиве и шиповнике. О сломанном велосипеде и ободранных коленках. О бочке с дождевой водой, куда торопливо окуналась вырванная с грядки морковка перед непосредственным ее употреблением. Об обгорелых плечах и мучительной дождливой скуке.