Клуб GQ / Ценитель
Короткий мэтр
О том, как измельчала наша культура, Геннадий Иозефавичус объясняет на примере Никиты Михалкова.
В восемьдесят восьмом, в первых числах сентября, не дождавшись начала лекции, я отправился во Внуково, откуда, чудом купив билеты, улетел в Одессу на кинофестиваль «Золотой Дюк». В желании, вернее, в нежелании слушать что-то про экономику умирающего социализма я был не одинок, на юг со мной поехал товарищ, которому тоже не очень хотелось учиться. Кому вообще на пятом курсе хочется учиться?
Прилетев и пройдясь по Дерибасовской, мы зашли в первую попавшуюся гостиницу — то была «Московская» — и таким же чудом, что и билеты на самолет, получили две койки в четырнадцатиместном мужском номере; чуть позже, после пары ночей, проведенных с командированными, нас с товарищем повысили до двухместного номера — престижного, с телевизором и душем. Одно было плохо: номер стоил чуть больше того, что мы могли себе позволить, и потому нам пришлось отказаться от еды. От еды за деньги. Но ведь в городе шел фестиваль, а фестиваль — это не только премьеры и танцы с плясками, это приемы, куда можно было без труда протыриться, и, главное, вечерний ПРОК, профессиональный клуб кинематографистов, детище Юлия Гусмана. Неимение членского билета творческого союза с лихвой заменялось наглостью: я был начальником университетского киноклуба и к кинематографистам себя с легкостью причислял. Товарищ мой тоже в кино ходил, а потому и себя считал причастным к искусству. В общем, мы не голодали и даже не трезвели: стололазание, когда тебе чуть за двадцать, совсем не казалось стыдным.
«Золотой Дюк» того разлива был событием выдающимся, масштаба практически планетарного. Меж столами ходил живой Цой, автор «Места встречи изменить нельзя» режиссер Станислав Говорухин, попыхивая трубкой, хозяйничал на правах одессита, Гафт изображал вора в законе (в одноименном фильме). В кино показывали спагетти-вестерны Серджо Леоне и «Иглу» Рашида Нугманова. Лидеры общественного мнения, обеспокоенные наступлением на гласность, взывали к народу, народ не безмолвствовал, но ждал, когда к нему кто-нибудь воззовет; начальство, опасающееся собственной тени, воззвание — совсем диетическое, веганское — прочитать со сцены Одесской оперы не разрешало.