Клуб
Эпикуреец
Я знаю, что я сделал этим летом
При помощи даже такого, казалось бы, пустяка, как цвет волос, можно круто изменить свое отношение к жизни.
К сентябрю уже забываешь, год какого животного подходит к концу. Напоминаю: 2016‑й — год Красной Обезьяны. Его анонсировали как год авантюр, интуитивных поступков и жизнелюбия. С этими слагаемыми у меня за восемь месяцев пока все сложилось. Когда куранты били полночь, я загадал свозить маму в Рим. Именно это интуитивное желание из десятка других сверкнуло и закатилось в лузу. Маму я готовил три месяца, и наконец в апреле я стал счастливым сыном — мама рассматривала своды Сикстинской капеллы, а я рассматривал маму. Это была минута, о которой я мечтал. Мы обедали на Кампо-деи‑Фиори, ночами бродили по улочкам, а завтраки я готовил сам. И вот где‑то между беседой о Джотто и бутылкой вина мама спросила, есть ли у меня что‑то, что я когда‑то давно хотел сделать, но так и не сделал. Моя мама — заслуженный учитель России — диалог ведет очень обстоятельно и обязательно получает ответ. Мамины коммуникационные методы мне хорошо известны. Но на этот раз она пустила их в ход на свою беду. Докопались мы вот до чего.
Когда мне было лет восемнадцать, я взял модный журнал «ОМ» и пошел в парикмахерскую. Журнал был заложен у меня на фотографии, которую я показал парикмахерше Ирине Сергеевне (неисповедимы причуды памяти, я помню, что у нее было написано на бейджике). Это был кусок фотосессии. Парень в черном свитере сидел на ступенях, и на него падал солнечный свет. Стены дома были тепло-серые, модель сидела в расслабленно-постановочной позе, отбрасывая модную косую тень. Ботинки на толстой подошве бликовали, все фото струилось и излучало небрежный успех, каким его видел подросток восемнадцати лет. Ирина Сергеевна с пониманием посмотрела на страницу глянцевого журнала и сформулировала вопрос емко: «Мелирование делаем?» Я не знал, как называется то, что было на голове у героя фотосессии, и попытался объяснить на пальцах: «Ну вот у него как бы светлые волосы и темные волосы, сверху как бы светлые, а к корням темные, или прядями как‑то окрашено. Хочу вот так же!» Помню, чувствовал себя я при этом неуютно, как будто выдавал какой‑то интимный секрет. Ирина Сергеевна все так же понимающе кивнула: «Я и говорю: мелирование! А стрижку какую? Такую же хотите?» Вот это обращение на «вы» еще больше вогнало меня в краску: «Да, такую же… Наверх такими перьями типа». Ирина Сергеевна взяла журнал, рассмотрела внимательно фото и сказала: «Сделаем! Только сначала постричься надо. Покороче, как тут, а потом покрасим!» И отправила меня в соседний зал к своей коллеге (ее имени я не помню) —