GlamourРепортаж

Зимой и ле­том — од­ним цветом

Глеб Амуров о том, по­че­му для муж­чи­ны каж­дый день празд­ник и по­че­му вам это, как пра­ви­ло, не нравится.

В го­сти к од­но­класс­ни­ку сво­е­му Петру я за­гля­нул пас­мур­ным и тоск­ли­вым ок­тябрь­ским ве­че­ром. Дождь ме­ди­та­тив­но ба­ра­ба­нил по кар­ни­зу, ма­ши­ны за ок­ном ше­ле­сте­ли по мок­ро­му ас­фаль­ту, из чай­ных ча­шек под­ни­мал­ся пар, в углу ком­на­ты, ко­то­рую в квар­ти­рах-ма­ло­мет­раж­ках при­ня­то на­зы­вать го­сти­ной, све­ти­лась все­ми на све­те гир­лян­да­ми ис­кус­ствен­ная но­во­год­няя елка.

Кто‑то из вас мог пред­по­ло­жить, что Петр под­дал­ся «рож­де­ствен­ской ис­те­рии» про­шед­ше­го де­ся­ти­ле­тия, ко­гда вит­ри­ны ма­га­зи­нов на­чи­на­ли укра­шать сне­жин­ка­ми еще до Хеллоуи­на. Более про­ни­ца­тель­ные до­га­да­лись, что Петр в свои трид­цать семь — хо­ло­стяк, а зе­ле­ная цел­лу­ло­ид­ная кра­са­ви­ца — од­новре­мен­но и след­ствие, и при­чи­на его за­вид­но­го/неза­вид­но­го се­мей­но­го положения.

Пока с Петром жили Вика, Вера, Ира, Наташа, Катя (по оче­ре­ди, ра­зу­ме­ет­ся, а не все вме­сте), елка была жи­вой: пах­ла хво­ей, пач­ка­лась смо­лой и осы­па­ла ко­вер в го­сти­ной игол­ка­ми — спер­ва изу­мруд­но-зе­ле­ны­ми, по­том бо­лот­но-зе­ле­ны­ми, а под ко­нец блед­но-жел­ты­ми.