Биография вещей / Хрущевки
Пять этажей рая
Затеянная в Москве реновация снова напомнила о хрущевских пятиэтажках. Мода на них пришла из-за границы, но быстро сделалась приметой советской жизни, ненавистной одним и ностальгически любимой другими.
Конечно, по части ностальгии хрущевка уступает коммуналке – самой экзотической детали советского быта. После революции хлынувшие из деревень и с заводских окраин строители коммунизма поделили хоромы состоятельных горожан на клетушки и поселились там постоянно растущими семьями. В одной комнате, разгороженной ширмами, нередко жили пять, а то и десять человек, спальные места оборудовали в коридоре и даже в ванной, где никто не мылся, – все ходили в баню. Возле уборной по утрам выстраивалась длинная очередь, на кухне немилосердно чадили примусы – у каждого свой. И это был не предел неудобств: многие жили в дощатых бараках с удобствами во дворе и длиннющим коридором, куда выходили двери клетушек, больше напоминавших тюремные камеры.
Даже когда в 1920-е годы началось строительство новых домов, квартиры в них по привычке делались коммунальными с целью воспитания коллективизма. Отдельное жилье полагалось только партийным начальникам и деятелям культуры, которых старались расселять кучно, для плодотворного обмена идеями и облегчения слежки. В элитных домах, как и в простонародных коммуналках, имелась жилплощадь получше и похуже, и у владельцев последней всегда был соблазн улучшить свою жизнь, настучав на соседа и переехав после на освободившееся место, как Алоизий Могарыч в «Мастере и Маргарите». Помимо булгаковских драм, на общем пространстве разыгрывались каждодневные мелкие зощенковские ссоры. Психиатры открыли новую болезнь – «коммунальный психоз», навязчивый страх унижений и обид со стороны соседей.
Несмотря на заклинания о всеобщем улучшении жизни, положение с жильем почти не менялось. Война уничтожила четверть жилого фонда страны, и миллионы погорельцев вновь устремились в крупные города. В Москве население в послевоенные годы выросло в полтора раза, а обеспеченность жильем упала с 5,5 метра на человека до 3,5. Власть решила срочно улучшить ситуацию, начав, как водится, с представителей элиты, – для них были возведены легендарные дома-высотки со всеми удобствами. Остальным гражданам пришлось ждать: дома строились медленно, каждый по особому проекту, и богато украшались лепным декором, пропагандирующим идеи социализма. Между тем на Западе дома уже давно строили по типовым проектам из сборных элементов. В Германии такие элементы – «платтенбау», или строительные блоки, – вошли в обиход еще в 1920-е годы. Тогда же во Франции великий новатор Ле Корбюзье предложил проект города на три миллиона жителей, составленного из однотипных домов-башен. построенных, как из кубиков, из бетонных блоков, заранее изготовленных на заводе.
В Советском Союзе идеи Ле Корбюзье полюбились многим, включая инженера Виталия Лагутенко, деда всем известного лидера группы «Мумий Тролль». Возводя высотку на площади Восстания, он убедил своего начальника, маститого архитектора Михаила Посохина, в перспективности типового жилья. Тот выбил у Моссовета заказ на постройку, упирая на то, что в новых домах квартиры будут отдельными, а не коммунальными. В 1948 году Посохин и Лагутенко начали строить такие дома в районе Хорошевского шоссе. Здания были четырехэтажными, каркасно-панельными – бетонные панели крепились на «скелет » из стальных балок. Они оказались дороже обычных, к тому же несли на себе весь комплект гипсовых украшений – Посохин строго предупреждал: «Новые методы строительства не должны обеднять архитектуру. Наоборот, они могут и должны обогащать ее». В итоге начинание признали неудачным и свернули. Но тут умер Иосиф Сталин, и пришедший к власти Никита Хрущев начал понемногу пересматривать его политику. Это касалось и строительства: новый лидер требовал максимально быстро обеспечить народ жильем, а при существующих темпах это было невозможно.
В конце 1954 года Хрущев созвал Всесоюзное совещание строителей и архитекторов, где устроил показательную порку «расточителей государственных средств», не желавших работать по-новому. Год спустя было принято постановление ЦК «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Всю агитационную лепнину с новых домов велели убрать, строить дешево, эффективно, а главное – быстро. Тут на сцене снова появился Лагутенко, единственный, у кого был готов план такого строительства. Ему поручили за два года наладить массовый выпуск панелей для типовых домов, но он возразил – это нереально, советские заводы не могут изготовить столько железобетона. Пришлось снова обратиться к зарубежному опыту: в Москву был приглашен французский инженер Раймон Камю. В 1949 году именно он построил в Гавре первый типовой четырехэтажный дом из железобетонных панелей. Опыт Камю показался удачным, кварталы панельных домов вскоре появились в послевоенном Париже и других городах, но быстро превратились в криминальные гетто. Несмотря на это, французский опыт продолжили во многих странах – в некрологе Камю, умершему в 1980-м, говорилось, что по его проекту построено 170 миллионов домов.