«Она любит...»
Элем Климов и Лариса Шепитько. Красивейшая пара советского кинематографа. Режиссеры, снявшие легендарные фильмы. Лариса – «Восхождение», принесшее ей мировую славу. Элем – «Агонию», «Иди и смотри», «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»… В их судьбах, как и в их картинах, отразилось время – от поздней оттепели до развала СССР. В этом году Ларисе, трагически погибшей в 1979-м, исполнилось бы 80 лет. А Элему, ушедшему в 2003-м, в июле было бы 85. Об Элеме и Ларисе нам рассказал сценарист Герман Климов, брат и соавтор Элема.
– Герман Германович, что вы знаете о своих корнях? Климовы – они откуда и из каких будут?
– Наша тетушка, сестра отца, Германа Степановича, рассказывала, что изначально мы из Мурома. Из крестьян. Была у семьи большая изба, крепкое хозяйство. Но уже наш с Элемом дедушка Степан Сергеевич изменил крестьянскому делу – стал речником. Сначала был капитаном какого-то судна на Волге, в Царицыне, потом служил начальником лоцманской станции на Финском заливе – до 1918 года, потом его оттуда попросили. И дед с семьей вернулся в Царицын, где стал капитаном красной флотилии. Сохранилась фотография тех времен: маленький отец стоит в матроске. Он был единственным ребенком в семье. Правда, семья оставалась семьей недолго. Отец ушел, а вскоре умерла и мама. Папа в 13 лет остался сиротой.
– Отец ваш – Герман, вы – Герман, брат – Элем. Наверное, не случайны такие имена?
– Почему так отца назвали, не знаю. А Элем – есть такой герой у Джека Лондона в его романе «День пламенеет». Элем Харниш. Маме он очень нравился. Элем – это от французского elle aime, «она любит». А «харниш» – по-немецки «броня», «латы». Такое нежное французское слово и – «броня». Имя, наверное, можно перевести как «нежная броня». Ну точно подходит Элему! Его характер. Он был такой… веселый, легкий, но до определенной границы. В молодости девушки прохода ему не давали, но он их всегда, скажем так, остужал, останавливал, держал на расстоянии. Нежная броня! А меня назвали Германом, потому что отец надеялся, что я осуществлю его мечту. Он в юности хотел поступить в художественный институт, выучиться на архитектора. Но его не отпустили с работы. Отец с 14 лет трудился на Сталинградской ГРЭС, которая снабжала весь город электричеством. Отец был способный чертежник. А первые его заработки были за кроссворды, которые он составлял, рисовал и посылал в газеты. У меня до сих пор кое-какие из его кроссвордов сохранились. У отца был еще один удивительный дар: он на маленьком клочке бумаги каллиграфическим почерком мог записать целый рассказ или нарисовать целую картинку. Буквы или детали рисунка можно разглядеть только при помощи лупы. Из этих его работ я тоже кое-что храню.
– Брат вас старше на 7 лет. Часто дети с такой разницей в возрасте не ладят между собой. Старший ревнует родителей к младшему. У вас такое было?
– Это не про нас. В детстве брат меня спасал во всех ситуациях. И потом, когда мы подросли, всегда опекал, всегда был за меня. Даже когда я был не прав, он все равно был за меня. А однажды я его спас. Это произошло в эвакуации в Свердловске. Мы с мамой и бабушкой покинули Сталинград, когда его уже вовсю бомбили. Ехали через Волгу, она вся горела, было очень страшно. Я этого по малолетству не помню – брат рассказывал. Ехали, а не плыли, потому что – в вагоне. Его закатывали на такой железнодорожный паром, на котором были установлены рельсы, а на той стороне вагон уже прицепляли к паровозу. Ехали до Свердловска два месяца. Потому что шли военные эшелоны, и мы их пропускали. А в Свердловске местные дети почему-то очень не любили эвакуированных. Брат рассказывал: как они его только не донимали! Проводили проверки на еврея – ловили и заставляли говорить «на горе Арарат растет дикий виноград». И довели его до того, что он им пригрозил – мол, я сейчас брату пожалуюсь, он придет и вас всех отметелит. И хулиганье отстало. А брату, мне то есть, тогда полтора года было. Вот таким образом я спас Элема. (Смеется.)
– Первые воспоминания о брате связаны с эвакуацией?
– Да. Вообще первые мои воспоминания – они оттуда. Мы жили под Свердловском в местечке, которое называется Коптяки. Как раз там, где захоронили расстрелянную царскую семью. Когда все это открылось, мама говорила: «Да мы же по этому мостику, что рядом с могилой, каждый день ходили!» Я помню там озеро большое и на нем – такой большой валун. И вот картинка осталась в памяти: на валуне сидит наша бабушка, у нее слезы катятся по лицу. Я подхожу: «Бабуся, не плачь! Скоро война кончится, булочки будем кушать!» А там было очень голодно. Нам выделили небольшой пятачок земли, бабушка с мамой пни какие-то выкорчевывали, чтобы можно было посадить морковку… А отец тогда еще оставался в Сталинграде, потому что к моменту эвакуации он был уже главным инженером на СталГРЭСе. Кстати, никакого технического вуза не заканчивал. Самоучка. У него зрение было минус семь, поэтому в армию он не годился. Отец оставался в городе с группой подрывников, в чью задачу входило взорвать СталГРЭС, если немцы подойдут к станции. А она находилась на окраине. Немцы не бомбили СталГРЭС, рассчитывая, что будут с электричеством, когда захватят Сталинград. Город был уже практически весь уничтожен. Отец должен был организовать взрыв. Он рассказывал: там были какие-то трубы, по которым они с подрывниками то таскали взрывчатку, то уносили ее обратно, когда ситуация менялась. Он тогда поседел, совсем еще молодой человек.
Когда наши взяли немцев под Сталинградом в кольцо, отца перевели в Свердловск. Элем рассказывал, что они с мамой приехали к нему на свидание из Коптяков, и отец повел их в театр на «Конька-Горбунка». С ним была сумка, а в ней буханка черного хлеба, которую он привез в подарок семье, и сумку с этой буханкой заставили сдать в гардероб. Элем вспоминал: «Я этого «Конька-Горбунка», можно сказать, не видел, потому что весь спектакль боялся, что свистнут эту сумку». (Смеется.) Не свистнули.
– После Свердловска вы вернулись в Сталинград?
– Д а. Б арак на СталинГР ЭСе, в котором мы жили до войны, сохранился. В нем и поселились. Напротив – сараи. Рядом – небольшой огородик… Когда настал День Победы, мы всей семьей приехали в центр города, там был праздник, салют. Мне 4 года, мы с мальчишками бегали, собирали патроны, они валялись повсюду, потом побежали на Мамаев курган. А он был весь обмотан колючей проволокой, потому что не был еще разминирован, а мы – туда! Но Бог хранил… Хотя тогда многие мальчишки, играя с боеприпасами, калечились и даже погибали.