«Это бракосочетание — режиссер и артистка»: Лолита Милявская о своей первой театральной роли и диктате на сцене
В день своего дебюта на театральной сцене Лолита Милявская рассказала Forbes Woman, почему считает профессию артиста мужской и предпочитает режиссерский диктат, чем театр похож на шоу-бизнес и что общего у современной женщины с гоголевской Агафьей Тихоновной
24 и 25 февраля в московском театре «Модерн» прошла премьера спектакля «Женитьба», в котором режиссер Юрий Грымов объединил сразу три пьесы — «Женитьбу» Николая Гоголя, «Предложение» Антона Чехова и «Женитьбу Бальзаминова» Александра Островского. Роль Агафьи Тихоновны Купердягиной исполнила Лолита Милявская, для которой это театральный дебют. Перед выходом на сцену во второй день премьеры она рассказала Forbes Woman, как артиста закаляет опыт в шоу-бизнесе, сложно ли совмещать гастроли и другие проекты с театральной карьерой и почему многие женщины после 30 приходят к тем же жизненным выводам, что и ее героиня из «Женитьбы».
— Как вы пришли в театр? Вы сами искали возможности попробовать себя на театральной сцене или Юрий Грымов обратился к вам, и вы приняли это предложение?
— Все, чем я занимаюсь в шоу-бизнесе, — это маленький театр одного актера с моноспектаклем, и на большее я никогда не замахивалась. Выпрашивать роли глупо: ни один режиссер не пойдет на то, чтобы взять кого-то из жалости или по дружбе. Хотя из жалости можно, наверное, попасть в эпизодическую сцену с конями. В маске.
У меня за всю жизнь было три серьезных предложения от очень серьезных режиссеров, работы которых мне преподавали, когда я училась в институте. Но, прочитав пьесы, я отказывалась, потому что понимала, что мне это будет неинтересно. Когда же мне предложили роль в «Женитьбе», я подумала, что с классикой будет интересно в любом случае, даже если я в ней провалюсь. Провал в классике гораздо почетнее, нежели провал в современной пьесе.
— Как вам работалось с Грымовым? Он делал скидку на то, что это ваш первый опыт в театре?
— Нет, не делал, здесь нет такого. Тебе делают скидку, только когда это просто выпускной спектакль в учебном заведении. А когда ты приходишь в профессиональную труппу, тебе могут разрешить поиск, сомнение и трусость на первой репетиции, а потом спрос такой же, как со всех.
— Чем эта постановка «Женитьбы» отличается от классической?
— Здесь не изменен текст, и в этом смысле постановка классическая. Использован абсолютно авторский текст Гоголя, Островского и Чехова, — три разные лексики, которые Юрий Грымов уравнял. Незнающий зритель, прошедший мимо такой классики, может даже не определить, где Островский, а где Чехов. Это большая Юрина заслуга.
Все зависит от режиссера: что он видит, что чувствует, какое зерно вытаскивает. В классической режиссуре мы привыкли к гротеску. Мы помним очень яркие характерные роли выдающихся артистов, но вновь ставить такую постановку уже было бы неинтересно. Гении играли все эти роли, поэтому с ним никто не соперничает. Повторять рисунок не имеет смысла. Но Юра нашел в этом тексте большие элементы драмы, и эта стезя, которая граничит с трагикомедией, не была открыта в этих пьесах еще никем. Здесь практически нет гротеска, Грымов его убирает, как только кто-нибудь старается перейти в эту форму.
Я говорила с моими друзьями, как зрителями, — у всех совершенно разные мнения о спектакле. Мы всегда друг другу говорим правду, у нас редко поются друг другу оды. Но для всех стало откровением то, как качественно можно было соединить три пьесы, чтобы они стали одним большим событием про женщину. Я бы в жизни не додумалась, честно.
Есть пьесы, которые благодаря яркой личности режиссера могут пережить время, хотя сами по себе не столь значимы в жизни авторов. Мне кажется, этот вариант «Женитьбы» — он из этой серии. Я не умаляю достоинства величайших мастеров, но у них есть гораздо более грандиозные произведения.
— У вас была возможность импровизировать при создании образа Агафьи Тихоновны, привнести в него что-то свое? Как вы его развивали?
— Я люблю Юрин театр за то, что у него очень жесткая режиссура. Это видно в каждом спектакле. Для меня есть культовая фигура Мейерхольда, которого я всегда любила больше всех режиссеров, — именно за эту жесткую режиссерскую линию, где актер, если он выбился, быстро входит в русло, и невозможно заметить, что он что-то сделал не так.
У Юры на репетиции ты можешь позволить себе какую-то импровизацию, но, не дай Бог, на спектакле. Любая импровизация должна быть одобрена. Это абсолютно правильно, потому что актерская природа такова, что тебя может занести куда угодно — и с лишними словами, и с лишними мизансценами. Ты тут же можешь разрушить спектакль и превратить его просто в самодеятельную работу. Когда очень много импровизации, тем более в сырых спектаклях, мы легко можем уйти в антрепризу — поэтому я против импровизации. Когда уже все сыграно — мясо на скелете — тогда может быть, но эту импровизацию должен утвердить Юра. Я за режиссерский диктат.
— Как вы сами относитесь в образу Агафьи Тихоновны? У вас есть с ней что-то общее? Как вы этот образ воспринимаете для себя?