Тупик
Еще во время учебы на философском факультете Санкт-Петербургского университета выступала с собственными стихами. Горбунова довольно быстро завоевала репутацию в поэтическом сообществе и выпустила несколько сборников стихотворений, они принесли ей премии Андрея Белого и «Дебют». Широкую известность в прозе Горбуновой принесла книга «Конец света, моя любовь», отмеченная премией «НОС»: экспериментируя с языком, от остро натуралистичных рассказов она переходит к рассказам с элементами фантастики, затрагивает темы насилия, памяти и отношений между людьми.
По просьбе Esquire Горбунова написала рассказ, героиня которого преподает студентам философию.
1
«Что я здесь делаю? Почему я стою перед вами и что-то говорю, как будто мне есть что сказать вам, а вы сидите и делаете вид, что меня слушаете?» – я часто ловила себя на этой мысли, когда читала лекции студентам.
Мне казалось, что они думают то же самое, но их мысль зеркально перевернута по отношению к моей: «Что мы здесь делаем? Почему она стоит перед нами и что-то говорит, как будто ей есть что сказать нам, а мы сидим и делаем вид, что ее слушаем?»
Немое вопрошание висело в воздухе. Вещи в аудитории спрашивали: кто мы и почему мы здесь? Весенние птицы щебетали в окно: нет смысла! Нет смысла! Нет смысла! Солнечные зайчики прыгали по партам и всем своим видом показывали: вот – бытие, и вот – бытие, и вот – бытие.
Я преподавала философию в техническом вузе, в котором, однако, как обычно и бывает, был факультет гуманитарных наук, и на нем кафедра философии.
Как и всем преподавателям, мне время от времени снились специальные «преподавательские» сны: например, что я стою перед аудиторией, читаю лекцию, вдруг смотрю вниз и обнаруживаю, что я без штанов.
Вокруг этого вуза, расположенного на окраине города, жил своей циклической сезонной жизнью довольно большой старый парк. В нем, в свою очередь, жила белка Лорелея. Почему Лорелея? Так я ее назвала, когда она попросила у меня имя для себя. Она жила в беличьем домике на одном из деревьев, мы с ней подружились, и в перерывах между занятиями я иногда выходила к ней поговорить о том, о сем.
– Ты хороший человек, – говорила Лорелея, – жаль, что ты не белка, но из всех, кого я встречала в этом парке, ты больше всех похожа на белку. По крайней мере, ты понимаешь меня гораздо лучше, чем все остальные люди, птицы и насекомые.
Больше ни с кем в этом вузе подружиться мне не удалось.
2
Университет, в котором я работала, был для меня отдельным сложным миром, в котором было много внутренних связей – рабочих, человеческих, бюрократических, любовных, – а я ощущала себя в нем каким-то непонятным элементом, почти лишенным этих связей, маленьким шариком, катящимся по извилистому лабиринту. Я блуждала по корпусам университета и парку, по которому они были разбросаны, дружила с говорящей белкой и искала выход. Я не знала, есть ли из этого пространства выход или нет, и если есть – что за ним кроется?
Я не знала, как попала в это пространство, должна ли я там остаться навсегда или должна уйти. Выходишь из метро после сорока минут езды с другого конца города и сразу видишь огороженный забором университетский мир. Этот забор разделяет пространство города и пространство университета, показывает, что там, за забором, особая вселенная со своими законами. Населяют этот мир разные сущности вроде тех, которые описываются в древних магических гримуарах или средневековых бестиариях:
Сущности-студенты. Это обычно веселые, легкомысленные, шебутные сущности. Любят перемещаться по территории стайками с веселым гоготом. Некоторые из них обладают разумом, некоторые нет. Среди них попадаются сущности как зловредные, так и доброжелательные. Они могут как хотеть учиться, так и находиться в пространстве университета по каким-то совершенно другим причинам. У них есть свои циклы существования: семестры, сессии, каникулы. Если хочешь призвать их, нужно объявить, что на следующем занятии будет контрольная, результаты которой будут учитываться при выставлении итоговой оценки, – тогда они появятся.
В целом их способ жизни таков: получать знания, демонстрировать их и получать за это оценки. Вероятно, они делают это, чтобы получить Будущее. Их знания в конечном итоге должны быть обменены на Будущее. Я предполагала, что мотивация у них может быть такая, ведь все эти вещи: физика, нанотехнологии и телекоммуникации, машиностроение, передовые производственные технологии и биотехнологии, кибербезопасность, компьютерные науки, прикладная математика и механика, энергетика, промышленный менеджмент – в моих глазах должны были обмениваться на Будущее, давать доступ к нему.
Там, где я училась в свое время философии, было совсем по-другому. Туда никто не шел за Будущим. Туда шли люди, которые привыкли отвечать молчанием на вопросы родственников «И кем же ты будешь работать после философского факультета?». Люди шли туда за чем-то другим, потому что прекрасно знали, что философия не обменивается на Будущее в том смысле, в каком на него обмениваются прикладные специальности, да и многие другие гуманитарные науки. Зачем люди туда шли? Их позвали, позвал какой-то голос, и они пошли. Вероятно, однажды, совсем юными, они где-то случайно встретили Софию и после этой встречи поняли, что хотят Софию больше, чем хотят Будущего. Туда шли люди, которые хотели познавать бытие и не хотели познавать сущее. Туда шли люди, которые с колыбели противопоставляли себя всему остальному миру. Туда шли странные, экстравагантные личности, среди них были неформалы разных мастей, люди из радикальных политических движений, юные поэты и музыканты, пьющие люди и люди, употребляющие психоактивные вещества, люди, пережившие разные сложные травмы, люди с ментальными нарушениями, люди, которым классе в девятом случайно попалась какая-нибудь философская книжка и перевернула их жизнь…
То, что я описала, – это идеальная картина. В действительности на философском факультете было довольно много людей, про которых не очень понятно, что их туда привело. Возможно, некоторые из них выбрали его просто потому, что не хотели в армию, а поступить на философский было сравнительно легко, а что касается девушек – бытовало и, наверное, до сих пор в определенных кругах бытует мнение, что с дипломом о высшем гуманитарном образовании легче удачно выйти замуж. И прежде чем выдавать дочь замуж, ее богатый влиятельный папа говорил ей: иди получи высшее образование, а потом уже подберем жениха, и пристраивал ее на философский.
Но я отвлеклась от разбора сущностей. Следующие сущности, которые населяли пространство университета, где я работала, – это сущности-преподаватели. Эти сущности, как и студенты, разделяются по своим рангам. Если студенты разделяются на первокурсников, второкурсников и т. д, а также на бакалавров и магистров и, конечно, разделяются по своим будущим специализациям и неформальному статусу в глазах преподавателей и в студенческом сообществе, то преподаватели также разделяются по иерархии на профессоров, доцентов, старших преподавателей и ассистентов. Я занимала низший чин в этой иерархии – была ассистентом. У каждого чина преподавателей свои особенности и жизненные циклы. Профессорам присуща важность, доцентам – желание стать профессором, и т. д. Ассистенты, самый низший чин, обычно имеют много нагрузки и маленькую зарплату. Они обычно еще не защитили диссертацию, и их путь в Будущее лежит через защиту кандидатской. Они обычно молоды и воспринимают свой ассистентский чин как временное явление, самое начало своей научной карьеры, и, несмотря на большую нагрузку и маленькую зарплату, все равно очень рады, что смогли получить ставку в университете и остаться в профессии. На их лицах есть отпечаток понимания того, что в альтернативной реальности, сложись все чуть иначе, они бы торговали мобильными телефонами в салоне МТС. Вокруг них разносится свет чистого идеализма – переполняющей их радости, что смогли остаться в профессии, перемешанной с ужасом от этого несбывшегося салона МТС, альтернативной реальности, где они не смогли сохранить благородную жреческую профессию преподавателя и карьеру ученого, а пали в мир капитала, в торговлю мобильными телефонами, где они получали бы, конечно, гораздо больше денег. Все преподавательские сущности, включая профессоров, объединяет страх быть уволенным, если вовремя не отчитаться публикациями в индексируемых зарубежных журналах, и они постоянно находятся в поиске возможности опубликоваться. Если какая-нибудь пожилая, всю жизнь проработавшая в вузе, преподавательская сущность не смогла отчитаться публикациями, ее могут безжалостно уволить, и дальнейшая судьба ее может быть печальна. Страх увольнения довлеет над всеми преподавательскими сущностями и во многом определяет их поведение. Время от времени кого-то увольняют, и тогда все остальные преподавательские сущности одновременно ужасаются и испытывают облегчение, что на этот раз уволили не их. Квалификация, научный и преподавательский талант сущности обычно не играет решающей роли в вопросах увольнения. Преподавательские сущности могут конкурировать между собой, могут враждовать или, наоборот, союзничать. Со студентами они тоже могут враждовать или союзничать. Как и сущности-студенты, некоторые сущности-преподаватели разумны, а некоторые нет.
Есть еще сущности-аспиранты. Это бывшие сущности-студенты, которые иногда могут быть одновременно сущностями-ассистентами. Их задача – написание диссертации. Они обычно менее легкомысленны, чем сущности-студенты, и имеют более прямые, чем они, отношения с Будущим. Они уже подошли к нему вплотную и пишут свою работу для того, чтобы предложить ему в обмен на допуск. Допуск куда? Внутрь Будущего. Они подошли совсем близко к точке бифуркации: научная карьера или салон МТС. С одной стороны, они слышат лязганье зубов капитала, готовое поглотить их юные жизни, а с другой – видят массивный и манящий призрак Академии. Призрак Академии тоже лязгает зубами, если говорить начистоту.
Аспирант, не защитивший диссертацию, забросивший ее и не вышедший на защиту, сам становится одним из призраков Академии, теперь его существование призрачно: то ли он есть, то ли его нет. Он бродит по коридорам Академии как бледная, печальная тень. Он и вовсе растворится, исчезнет, если Академия перестанет подпитывать его энергией, а подпитывать она будет только тех незащитившихся аспирантов, которые продолжают ей обещать, что все-таки защитятся, и делают вид, что работают над диссертацией, а заодно устраиваются на какую-нибудь четверть ставки лаборанта или ассистента. Тогда Академия пока дает им время, подпитывает их призраки, и в этом законсервированном состоянии ни туда, ни сюда они могут существовать годами, некоторые даже лет семь так существуют. Но как только они произнесут вслух страшные слова: «Нет, я не буду защищать диссертацию» – и в тот же миг Академия пожирает их, и эти призраки исчезают, а их тела, лишенные души, обнаруживают себя в салоне МТС.
Во время моей работы преподавателем я была именно таким призраком, закончившим аспирантуру философского факультета и забросившим диссертацию, но все еще планирующим вернуться к работе над ней, бесконечно затягивающим этот процесс, не понимающим, куда двигаться дальше. Пока я продолжала обещать Академии, что вот-вот вернусь к работе над диссертацией, и, чтобы не порывать с ней и оставить себе шанс на научную карьеру, устроилась преподавать в технический вуз, – я еще не исчезла окончательно в мире Академии и не обнаружила свое лишенное души тело в салоне МТС.
Я думаю, что вы догадываетесь, что на самом деле салон МТС – это отнюдь не единственная и далеко не самая частая возможность альтернативной реальности для тех, кто выпал из Академии. Многие добиваются успехов в самых разных и очень достойных областях жизни, кто-то годы спустя возвращается в Академию, бывает и такое, а кто-то достигает высот в искусстве, журналистике, бизнесе, да в чем угодно. Вместе со мной на философском училась девушка, которая уже тогда была оперной певицей и пела в Мариинке, и девушка, которая была фотомоделью, и парень, который сразу после окончания факультета открыл свой бизнес, и парень, который стал востребованным фотографом, и девушка, которая потом занялась графическим дизайном, и несколько человек, которые впоследствии пошли изучать психоанализ и стали практикующими психоаналитиками, и девушка, которая потом нашла себя в поле contemporary art, и девушка, которая перешла из философии в социологию и стала известным ученым, и еще можно долго перечислять. Почему же я пишу об этом злосчастном салоне МТС, в котором самом по себе абсолютно нет ничего плохого? Потому что Академия навязывает призракам, аспирантам и начинающим преподавателям весьма определенные сюжеты альтернативной реальности, своего рода сны-наваждения. Это своего рода манипуляция с целью удержать их при себе, которую Академия понимает как заботу – нежелание дать этим юным сущностям пропасть вне ее стен. Самые частые сюжеты этих снов-наваждений – это действительно были тогда салон МТС и еще «Макдоналдс». В самой Академии были натыканы фантомные порталы туда: идешь себе по коридору университета, боковым зрением скользнешь по какой-нибудь аудитории, заглянешь в приоткрытую дверь, а там салон МТС или «Макдоналдс». Или хочешь спросить студента на экзамене: что вам ближе – феноменология или аналитическая философия? А вместо этого спрашиваешь: вам просто бургер с колой или еще картошечку фри добавить?
Есть сущности – научные сотрудники, инженеры, лаборанты. Они обычно находятся в специальных корпусах, где располагаются научные лаборатории и куда не ходят студенты. Они занимаются больше наукой и организацией науки, но часто бывают одновременно сущностями-преподавателями и сущностями-аспирантами. Эти сущности ведут разработки. Они разрабатывают машины и технологии, которые любит Будущее. Обычно они сами уже внутри Будущего и являются его агентами. Будущее говорит им: нужно разработать вот это и вот это, и они разрабатывают. Самые умные из них могут менять Будущее и находятся с ним в прямом диалоге. Часто это не простые научные работники, а руководители лабораторий, доктора наук, большие ученые, которые возглавляют научные коллективы. Впрочем, необходимо оговориться, что точно так же, как обычные студенты и преподаватели, некоторые доктора наук и академики разумны, а некоторые нет.
Такие сущности – доктора наук и академики, большие ученые, руководители институтов и лабораторий – архонты науки. По идее, их отличительное свойство и есть – способность общаться с Будущим и делать то, что оно скажет, а в некоторых случаях – даже менять и создавать его. На практике же Будущее далеко не со всяким академиком захочет разговаривать, кого выберет – с тем и будет говорить, и к научным званиям оно совершенно равнодушно. Есть также административные архонты. Иногда они могут быть одновременно архонтами науки, иногда – нет. Административные архонты имеют разные чины и ранги: заведующие кафедрами, деканы, проректоры и т. д. Самый главный архонт – это ректор. Проблема ректора – он должен слышать сразу два голоса: голос Будущего и голос Государства, но эти голоса могут спорить и не соглашаться друг с другом. Государство пытается влиять на Будущее и прогнозировать его, но Будущее устроено очень сложно, в нем много магии хаоса, и на него очень трудно влиять, оно любит складываться само и непредсказуемым образом. Оно любит обманывать. Государство тоже. В общем так себе получается разговор, но ректор так или иначе вынужден в нем участвовать. Если он в большей степени административный функционер – он плохо слышит голос Будущего и хорошо слышит голос Государства. А если он сам настоящий большой ученый, который стал ректором, – он лучше слышит голос Будущего, а вот с голосом Государства у него могут возникнуть проблемы. Но он все равно будет делать то, что говорит Государство, потому что по-другому нельзя. Многие настоящие ученые принципиально не хотят занимать административные должности, потому что не хотят слышать голос Государства. По крайней мере, так мне все это представлялось с моей позиции низшего ассистентского чина и статуса призрака.