Росгосвирус
Писатель, сценарист, драматург «Гоголь-центра». Парадоксальность мышления сочетается у Печейкина с авторским бесстрашием: он без фонаря может заглянуть в самые темные уголки человеческой души и рассказать об этом с присущим ему мрачным юмором. Работы Печейкина часто называют провокационными, и с этим нельзя не согласиться – он бросает вызов равнодушию, инерции, косности, деконструирует человеческие предрассудки, показывает, что ад на земле создан самим человеком. Для нового Esquire Печейкин написал серию коротких рассказов «Росгосвирус», где довел бюрократические ограничения до гротеска.
2… Росгоссекс
4… Росгоссовесть
7… Росгоснос
10… Росгосбог
12… Росгоссмерть
Его звали Влад Сырбу. Он пришел минута в минуту, даже чуть раньше. Поэтому Анна Владимировна еще некоторое время поправляла прическу: она сбилась из-за надетой медицинской маски. Сам механик, как и положено, был в защитном комбинезоне, закрытый с ног до головы. От него пахло антисептиком, которым он успел полить себя, стоя за дверью. За час до этого они поговорили по телефону:
– Я активировала талон на аутоэротическую практику. А потом выяснилось, что ваш инструмент не работает…
– Вибратор?
– Да, государственный вибратор. Или как он назван в техпаспорте, «инструмент интимной стимуляции москвича женского пола».
– Понял. Скоро буду.
И вот он приехал. Влад в латексных перчатках ловко разобрал вибратор. Вынул из чемоданчика инструмент, похожий на стоматологическую кюретку. Просунул ее внутрь гибкого стержня. Затем вынул и повторил еще раз и еще…
Влад попросил разрешения расстегнуть скафандр. Анна Владимировна уже несколько минут осматривала его фигуру. «Очень жарко». – «Да, конечно».
Тогда она и узнала, что его зовут Влад, что он молдаванин. Увидела лицо. Он поплевал на свой причудливый инструмент и запустил в вибратор – тот наконец отозвался. «Такие технологии, а поплевать все равно нужно». Он улыбнулся. Анна Владимировна села на край дивана.
Влад рассказал, что раньше чинил стиральные машины. Он привык к женщинам, у которых что-то сломалось. Растет по службе, работой очень доволен. От чая отказался. От конфеты тоже. Анна Владимировна чувствовала, как из открытого скафандра комнату наполняет его запах. В нем было много спортивного дезодоранта. Вибратор заработал. Влад застегнулся, попрощался и вышел в коридор.
На пороге была заминка, когда Анна Владимировна смотрела на Влада, он снова был в застегнутом скафандре. Кажется, она снова предложила чай. «А вдруг снова что-то сломается, а вас нет…» Улыбнулся ли он там, под маской, она не знала. Он ушел.
Анна Владимировна открыла сайт, сразу появилось окно с предложением оценить качество услуг. Анна Владимировна провела пальцем по тачпаду слева направо, будто смахнула слезу – следом возникли пять звезд. Она написала: «Отличное обслуживание. Работник вежлив, компетентен и…»
Анна Владимировна стерла сообщение и понизила рейтинг до четырех звезд. Ей не понравилось, что в ответ на пожелание хорошей ночи Влад просто кивнул. И от этого было небольшое разочарование. Маленькое, как звездочка, которую она ему не дала. Маленькая ненависть. «Хорошее обслуживание. Работник вежлив, корректен…» Курсор мигал рядом со словом «корректен». Удалила его. Три звездочки. «Работник равнодушно исполнил свою работу». «Работник» и «работу» были очевидной тавтологией, но Анне Владимировне было плевать. Он не подбирал слова, и она не будет. Она думала, что еще написать, кроме того, что он был равнодушен.
Как вибратор.
Она пропустила оценку в две звезды. Сразу – одна звездочка. Меньше просто нельзя.
«Работник…» Курсор пульсировал, как сама ненависть. Что еще сказать о человеке, которому ставишь одну звезду? Даже слово «работник» слишком громко для него. Анна Владимировна откинулась на твердую спинку стула, сжала зубы, уткнувшись в них изнутри языком. Затем подтянула клавиатуру и набрала «Этот человек пахнет потом». «Отправить?»
Отправила.
Прошло шесть минут. Анна Владимировна дернула ящик, бросила в него использованный вибратор. «Росгоссекс желает вам доброй ночи».
Ночь была темной, а небо из-за облаков – без звезд. Хозяин был в гневе. Гарфилда отказывались возвращать через доставку «Яндекс-такси». «Но это всего лишь робот!» Потребовали, чтобы Андрей приезжал за ним лично. Андрею этого совсем не хотелось. Совсем. Но делать было нечего, он облачился в спецкостюм и поехал. В участке полиции он сразу отметил про себя, как смешно смотрятся погоны на темных скафандрах полицейских. На одном они вообще были нарисованы маркером. Толстый как шар полицейский, ворча, выдал Гарфилда и заламинированную квитанцию. Так было каждый раз, когда Гарфилда приходилось забирать из участка.
Этот раз был уже третий. Все остальные роботы благополучно разъехались по домам. Все, кроме Гарфилда. После митинга он вплотную подъехал к стене Конституционного суда и, вращая колесиками, таранил ее. Полицейские ждали, когда он угомонится. Потом подхватили под тонкие проволочные руки и отнесли в автозак, где уже находился десяток других роботов.
Но Гарфилд и здесь продолжил вести себя беспокойно: пытался выйти из автозака. Его не смог выключить даже специальный защитный код, который был у полицейских. Гарфилд на него не отреагировал. Самым эффективным решением было извлечь аккумулятор. Но Конституционный суд еще не принял такой закон. Против него и собрались роботы. Официально их называли «автоматизированные делегаты совести». Или, как говорили сами хозяева, – «робости».
Один робость стоил девяносто девять тысяч рублей. Впрочем, его можно было взять в аренду на несколько лет или купить в кредит. Тогда месячная выплата составляла три тысячи рублей. Робость в аренду стоил всего семьсот семьдесят семь рублей в месяц.
Андрей жалел, что купил Гарфилда, а не взял в пользование. Ему тогда понравился его дизайн. Он был помещен в оболочку советского пылесоса «Буран». И, кроме функции «делегации совести», он действительно умел пылесосить. Ездил целый день по холостяцкой квартире. Вечером Андрей вынимал из него застрявший носок и фотографировал для сторис. Им было хорошо вместе. В участке Андрея заставили подписать обязательство провести для робостя «педагогическую сессию».