Африка
Неспособность обеспечить потребности населения разочаровывает африканцев в демократии; все популярнее становятся националистические идеи. Каково же будущее Африканского континента?
Будущее Африки не очень хорошо поддается прогнозам. Господствовавший в 1980-2000-х годах «афропессимизм» только недавно сменился «афрооптимизмом», не иссякшим по сей день. Однако пандемия коронавируса, прервавшая 25-летний цикл роста, отбросила развитие континента минимум на пять лет и перечеркнула многие достижения в борьбе с нищетой и бедностью. Скорее всего, грядущее десятилетие не принесет больших сюрпризов. Но роль Африки будет расти, и игнорировать ее станет все сложнее. К 2050 году четверть мирового населения – 2,5 млрд человек – будет проживать в Африке. Там соберется львиная доля молодой и дешевой рабочей силы мира, интерес к которой по мере старения населения ЕС, США, КНР, Тайваня и Японии будет расти. К тому же в Африке, помимо залежей полезных ископаемых, сосредоточено до 60% необрабатываемых сельскохозяйственных угодий мира; к потенциалу африканской агроиндустрии будут активнее присматриваться страны, сталкивающиеся с дефицитом собственной земли. А прогнозируемое аналитиками глобальное падение значимости нефти будет компенсироваться спросом на кобальт и другие редкоземельные металлы, которые критичны для «зеленого перехода», особенно в связи с потребностью США снизить зависимость от китайского импорта.
Растущая политическая и экономическая конкуренция между США и КНР, наблюдаемая в том числе в Африке, безусловно, поставит некоторые страны в уязвимое положение из-за слабости их переговорных позиций и неэффективности дипломатических ведомств. Модели «свободного рынка» в сочетании с либеральной демократией Китай противопоставляет собственную девелопменталистскую стратегию, основанную на приоритете экономики, в особенности инфраструктурных инвестиций – в области экономической активности на континенте Пекин существенно опережает США, хотя и явно уступает в военной сфере. Проведенный США в декабре 2021 года саммит в поддержку демократии с участием ряда африканских лидеров может стать фундаментом будущей «блоковой» доктрины, а африканские страны уже сейчас активно отталкивают от сотрудничества с КНР, в частности от использования оборудования Huawei. Все это будет повышать риски военно-политической конфронтации, особенно в Баб-эль-Мандебском проливе, Аденском заливе, зоне Красного моря (Сомали, Судан, Джибути), где ввиду стратегической значимости морских и сухопутных коммуникаций сосредоточены интересы ведущих мировых держав.
Но не стоит забывать о растущем влиянии на континенте новых сил – Турции, ОАЭ, Индии, Японии, Индонезии, Бразилии, Израиля, Ирана, стран ЕС, наконец, России; никуда не делись бывшие метрополии, в особенности Франция, участвующая в поддержании безопасности и валютной системы 14 стран Западной и Центральной Африки и развивающая сотрудничество с англоговорящими странами Африки. Все это откроет многим африканским правительствам поле для стратегического маневра, лавирования, попыток выторговать себе более выгодные условия. Яркий пример – приватизация Эфиопией Ethio Telecom, столкнувшая лбами китайских и американских конкурентов и проведенная с выгодой для эфиопских поставщиков оборудования.
За время пандемии африканские страны и их лидеры накопили много вопросов к первому миру. «Вакцинный национализм» богатых стран, рецессия, разрыв цепочек поставок, продовольственная инфляция и падение цен на энергоносители обнажили уязвимость африканских экономик, высокую зависимость от несырьевого импорта и внешней помощи, слабость систем здравоохранения. Самостоятельное позиционирование и субъектность в международных отношениях во многом, если не во всем, будут зависеть от экономической мощи, а та – от темпов индустриализации. Возможностей «беспромышленного» роста у стран континента, вероятно, нет. Наблюдавшийся в ряде стран бум жилой и коммерческой недвижимости, финансируемый на сырьевые деньги, – не более чем иллюзия развития.