Суверенный инвестиционный цикл
Посткризисный период в России завершился. Требование президента Путина обеспечить запуск нового инвестиционного цикла и признание приоритетности экономического роста — бесспорная фиксация этого поворотного момента. Станет ли этот перелом великим — судить рано, но точка разворота обозначена.
Гвоздева
Почему посткризисный? Потому что с 2011 года экономика Россия жила под лозунгом «Кризис не помог». В том смысле, что «кризис не сыграл традиционной роли санитара экономики», как это описали в своем программном письме президенту Ярослав Кузьминов и Владимир Мау. По их оценке, Россия успешно справилась с серьезным экономическим кризисом, но его мягкое сдерживание привело к продолжению накапливания структурных диспропорций и зон экономической неэффективности.
Дальше, после коррекции Концепции долгосрочного социально-экономического развития до 2020 года, началась борьба с этими самыми структурными диспропорциями и зонами неэффективности. Разумное, в принципе, решение. Потому что к тому моменту российская экономика представляла собой слоеный пирог из осколков постсоветской промышленности и артефактов лихих девяностых, щедро политых сверху соусом эпохи нефтегазового гламура и бума еврокредитов. С этим надо было что-то делать.
Проблема с этим курсом состояла в том, что на месте расчищаемых диспропорций и зон плохо росло новое. Ларечник или менеджер по продажам, потерявшие бизнес и работу, вряд ли станет инженером или оператором станка с ЧПУ. А чтобы создать одно качественное рабочее место в промышленности нужно инвестировать около двух миллионов долларов. Рассчитывать же на масштабную инвестиционную активность в условиях затянувшейся экономической стагнации, дорогого кредита и хронических проблем финансового сектора было несерьезно.
Можно ли представить альтернативный вариант? Легко. В 2019 году агентство Fitch оценило расходы ЦБ на расчистку финансового сектора начиная с 2013 года в 70 млрд долларов по текущему курсу (по историческому — более 100 млрд). Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить, с каким энтузиазмом воспринял бы банковский сектор тех времен более экспансионистскую финансовую политику властей. Сколько возникло бы новых миллиардных состояний за пределами нашей страны. Но самое печальное — эти ресурсы пошли бы главным образом на гальванизацию трупа экономики эпохи нефтегазового гламура.
Гадать, как бы оно там сложилось, можно долго. Есть вполне здравые рассуждения насчет того, что, например, Япония и Южная Корея пережили крах своих финансовых пузырей и много лет потратили на преодоление последствий кредитной экспансии, однако после пузырей осталась современная промышленность. А плохие кредиты — дело преходящее. В конце концов, капитализм — это кредит. Опережающий рост кредита по сравнению к физическим объемам экономики — характерная черта капиталистической экономики.
Однако в любом случае это дело прошлое. Сегодня этот Рубикон перейден, и перейден не от хорошей жизни. Можно было в 2016 году призывать к «нормализации отношений с Западом», рассчитывая на восстановление прежней схемы организации инвестиционного процесса за счет западных коммерческих займов. Можно, на грани потери адекватности, продолжать ждать у моря погоды в 2017-м. Но в 2020-м, на фоне завершения брекзита, торговых войн США с КНР и ЕС, на фоне беспорядков в Гонконге, всерьез рассчитывать на иностранные инвестиционные механизмы было бы совсем уж дико.
Произошло принятие новой реальности, состоялись серьезные подвижки во внутриэлитном балансе. Радоваться, впрочем, рано.
Эпоха суверенного инвестиционного цикла будет суровой. Посуровей эпохи суверенной демократии, это точно. Экономика — штука серьезная, и запуск инвестиционного процесса потребует гораздо более высокого уровня дисциплины. Завсегдатаи телеграма без труда могут спроецировать новые реалии на фактуру, в избытке имеющуюся в анонимных каналах. Конечно, и последние годы нельзя назвать особо комфортными с точки зрения выживания вовлеченных во взаимовыгодное распределение финансовых потоков, но суверенный инвестцикл сделает это занятие еще менее комфортным.
Собственно, история с переходом в новую инвестиционную реальность подтверждает старую истину: характерное время масштабных изменений составляет пять лет. 2015–2019 годы ушли на то, чтобы адаптироваться к новой ситуации, отрефлексировать ее и выработать новые подходы.
Долго, жаль потерянного времени? Но так устроен процесс принятия больших решений. Через накопление разносторонней практической информации. Никто не принимает решения исходя из оценок умников. Сколь бы глубокими и точными ни казались оценки экспертов, это всегда всего лишь мнение. Брать мнение и подстраивать под него реальность никто не будет. Поэтому даже когда «всем давно всё ясно», события продолжают развиваться по своей собственной внутренней логике.
Может показаться, что наверху не понимают или не хотят перемен, но это не так. Зато к тому моменту, когда перемены становятся реальными, бывает непросто поверить, что вот оно, началось. Потому что ведь так давно все было ясно, а ничего не происходило. И в этот раз ошибаются уже сами скептики. Потому что действительно: вот оно, началось…
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl