Думать, что совестливый человек должен все пропускать через себя, не только ошибочно, но и жестоко
Фрагменты разговора психотерапевта Андрея Юдина с читателями Reminder
«Хитросплетения всех возможных конфликтов проходят через меня ежедневно», говорит практикующий гештальт-терапевт Андрей Юдин. Живет он в спокойной Норвегии, где вместе с коллегами основал психотерапевтический центр Stemning, объединяющий русскоязычных психотерапевтов, разбросанных по всему миру. Но онлайн работает с самыми разными людьми, оказавшимися в непростых ситуациях: с остающимися на родине, давно живущими за границей и уехавшими после начала войны. С россиянами и украинцами. Хороший бэкграунд для разговора о чувстве вины, преодолении травмы и смысле жизни. Мы собрали лучшие моменты.
Как можно вести обычную жизнь, когда страдают другие люди?
Этот вопрос сейчас очень актуален для многих. Он очень часто возникает не только у моих российских клиентов и коллег, но и у украинских тоже. Потому что даже внутри Украины люди находятся в разных условиях. Где-то — бомбежки, а в другом месте в это же время — относительно мирная жизнь. Мне здесь помогает принцип, лежащий в основе гештальт-терапии — направления психотерапии, которым я занимаюсь. Смысл рождается на границе между сущностью и ее контекстом.
Американский псиотерапевт Боб Резник приводит пример с бейсбольной битой. На бейсбольных матче — это спортивный инвентарь. Но если вы замерзаете зимой в лесу — это топливо. Ее можно порубить, развести костер и обогреться. Соответственно, любое действие может быть оцениваться, в том числе и морально, только с учетом контекста, в котором оно происходит. Одно дело — когда что-то празднует политик, который получает выгоду от войны. Другое дело — когда человек где-нибудь во Владивостоке, вдали от войны, отмечает день рождения своего ребенка, но при этом искренне переживает из-за происходящего в Украине. Поэтому обычно я рекомендую опираться на контекст и здравый смысл.
Можно задать себе вопрос: если я откажусь от празднования дня рождения ребенка, что изменится? Очевидно — лишь одно: я буду лучше выглядеть в собственных глазах. Но приблизит ли это окончание войны со всеми ее ужасами? Поможет ли это моим украинским друзьям? Возможно, после такой аналитической работы вы придете к выводу, что для вас неестественно праздновать день рождения, когда дорогие вам люди сидят под бомбежками в Киеве. Да, вы можете формально организовать праздник, но не получите никакого удовольствия. Не лучше ли тогда пожертвовать сэкономленные деньги на гуманитарную помощь? В этом будет гораздо больше смысла. Но может быть и другой контекст. Представим себе мать-одиночку, которая несколько месяцев ждала возможности встретиться с подругами в день рождения ребенка. Для нее это единственный источник социальной поддержки. Укорять ее за это было бы жестоко. Поэтому, при при решении такой дилеммы нужно оценивать не форму действия, а его подлинное содержание, которое рождается только при учете контекста жизни конкретного человека и контекста текущего момента.
Как быть с чувством вины?
Войны происходили и раньше, но это первая война, которую мы переживаем уже во взрослом возрасте, осознанно и глубоко. Отсюда и ощущение новизны этой ситуации для большинства ее участников. Чувство того, что ты причастен к какому то очень большому злу, которое совершает твоя страна. Даже если ты уехал, даже если никогда не имел никакого отношения ни к военной сфере, ни к пропаганде, ни к государству, тебя может преследовать гнетущее чувство вины. Как с этим быть?
В отношении к этой проблеме есть две крайности, которые одинаково опасны. Одна — бесстыдство. Другая — мазохизм. Начнем с бесстыдства.
Я использую слово бесстыдство не в обвинительном ключе. Более того, само желание занять такую позицию вполне понятно. Мне не стыдно, потому что я не убиваю людей в Украине, не оплачиваю бомбы и ракеты, не голосовал за правящую партию, не имею ко всему этому никакого отношения. Нельзя сказать, что в этой позиции нет никакого рационального зерна. Желание дистанцироваться от того, что ты не делаешь, с чем лично не связан и что не является продуктом твоей воли, естественно. Проблема в том, что из этой ситуации явно выпадает здоровый стыд, а его не может не быть у человека, который так или иначе ассоциирует себя со страной.
Есть такое выражение «испанский стыд» — стыд за другого, за того, с кем вы связаны и чье поведение бросает тень и на вас. Это как стыд ребенка за своих родителей или старших родственников, если они алкоголики, устраивают скандалы, которые слышат соседи, или неадекватно ведут себя на людях, а ребенок ловит взгляды окружающих. В такой момент невозможно просто отстраниться и сказать: я сам по себе, эти люди сейчас не мои родители, я не имею к ним никакого отношения. И дело тут не в инфантильности. Просто, ощущение сопричастности — это базовая функция психики. Большинство людей ощущают свою принадлежность к стране, обществу, языковому пространству. Например, я не гражданин Норвегии и даже пока не постоянный резидент. Когда что-то делает Россия, я ощущаю свою принадлежность к этому. Я понимаю, что окружающие, хочу я того или нет, будут воспринимать и оценивать меня в том числе сквозь призму того, что делает моя страна. Не желать понимать и принимать это — неестественно. В клиническом смысле тут можно провести параллель с психопатией.
С другой стороны — полюс мазохизма, когда люди берут на себя все грехи мира и считают, что им нет прощения. В этом тоже есть некоторый разрыв с реальностью. Полная ответственность за преступления, которые вы не совершали, — это нонсенс и с точки зрения философии, и с точки зрения юриспруденции. Даже военное право не накладывает на невиновных людей ответственности за преступления их соотечественников. Но мазохизм может быть удобной защитной стратегией. Если я знаю, что любое мое слово в свою защиту будет воспринято с ненавистью или агрессией, возникает большое искушение занять мазохистскую позицию. Но если вы погружаетесь в это состояние слишком глубоко, вы теряете достоинство — ощущение того, что у вас есть и что-то еще, кроме гражданства, кроме принадлежности к стране. На практике не впадать в мазохизм означает для меня — не стыдиться того, что я русский. Потому что быть русским — это не действие, а стечение обстоятельств. Вы не выбирали национальность и поэтому было бы странно ее стыдиться. Но так же неадекватно и гордиться тем, что вы русский, когда Россия создает проблемы, за которые люди в соседних странах расплачиваются жизнями и благополучием. В такой ситуации я стараюсь руководствоваться простым принципом — не говорить в доме повешенного о веревке. Не нужно вносить тему своей русскости в те контексты, в которых она сейчас неуместна. Не стоит искать сочувствия у тех, кто сейчас испытывает очень сложные чувства по поводу России и русских и сами нуждаются в понимании и поддержке.