Династия должна умереть: почему миллиардеры все чаще не хотят передавать бизнес детям
Представление о том, что большие капиталы зарабатывают, чтобы передать потом детям, к 2020 году себя исчерпало. Forbes Life изучил, как нравственные ценности постепенно вытеснили ценности материальные в завещаниях большинства миллиардеров
Прошло 10 лет с тех пор, как основатель Microsoft Билл Гейтс и инвестор Уоррен Баффет запустили благотворительную кампанию Giving Pledge — «Клятву дарения», обещав передать на благие цели минимум половину своих активов и предложив поступить так же другим богатейшим людям мира. После рождения дочери Марк Цукерберг заявил, что собирается пожертвовать 99% своих акций Facebook (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена) «на продвижение человеческого потенциала и содействие равенству». Их пример в то время мог показаться экстраординарным, но с тех пор к инициативе присоединились почти две сотни миллиардеров и состоятельных людей.
В России аналогичный шаг сделал Дмитрий Зимин, основатель фонда «Династия», оставивший в наследство семье меньшую часть состояния. Его поступок выглядел очень необычно. Зимин же был убежден, что бизнес по наследству навязывать нельзя, а просто передать деньги детям — «значит погубить их», и высказал предположение, что в России в течение нескольких лет появится много решений в пользу благотворительности. «Я не знаю ни одного крупного бизнесмена в мире, который не отдал бы свои деньги на благотворительность. Все там будем», — пояснил он.
В России к «Клятве дарения» в 2013 году присоединились миллиардеры Владимир Потанин и Юрий Мильнер, тремя годами позже о решении направить часть своих состояний на благотворительность объявили Михаил Фридман и Александр Мамут. В совокупности «Клятва дарения», по информации Recode, может собрать до $500 млрд.
Сегодня в мире накоплены огромные состояния, равных которым история еще не знала: по итогам 2019 года суммарное состояние 2095 богатейших людей мира по версии Forbes составило $8 трлн. А число «очень богатых» людей, чье состояние насчитывает от $5 млн до $30 млн, по данным компании Wealth-X, составило в минувшем году 2,7 млн человек, в их распоряжении находится более $26 трлн. Совокупный капитал только одних миллиардеров из глобального списка Forbes превышает накопления 60% населения планеты, а это 4,6 млрд человек. Эти цифры не попытка проиллюстрировать проблему социального неравенства, а признак того, что мир миллиардеров готовится к большому перераспределению богатств. Средний возраст людей со сверхвысоким уровнем дохода, по данным Wealth-X, составляет 63,3 года, а более 700 нынешних миллиардеров сейчас старше 70 лет. По прогнозу UBS, в ближайшие 20 лет родственники миллиардеров могут получить по наследству $3,4 трлн.
Крупный частный капитал в России по-прежнему сосредоточен в руках его создателей — представителей первого поколения владельцев бизнеса. Их средний возраст более 55 лет, при этом, по данным Центра управления благосостоянием и филантропии «Сколково», только около 18% российских предпринимателей считают, что имеют план преемственности. Отсутствие диалога между «отцами и детьми», различия в ценностях и мировоззрении свидетельствуют о том, что передача благосостояния следующим поколениям будет достаточно непростой. «В России частные состояния не передавались целое столетие: впервые в современной истории страны основатели сталкиваются с проблемой массовой владельческой преемственности бизнеса», — поясняет Екатерина Маркова, руководитель департамента семейного и наследственного права в Althaus Private Tax. По ее словам, сегодня примерно 80% состоятельных семей вообще не имеют наследственной концепции, потому что утратились эта культура и традиции. Три поколения «выжженного института собственности» в России привели к тому, что бизнес стал «сиротским», объясняет президент Северо-Западного центра корпоративного управления, основатель проекта владельческой преемственности succession.ru Виталий Королев. «Первое бизнес-поколение все создавало с нуля, ничего не унаследовав от родителей, — по аналогии с послевоенными сиротами, которые росли в детдомах и которые при этом должны были стать «примерными семьянинами», — говорит он.
Бизнесменам придется искать решение вместе со своими семьями. Это связано со специфическим вызовом, с которым столкнется второе поколение российских владельцев-преемников. Им придется заниматься не основанием бизнесов с нуля, что делали их родители, а освоением и развитием уже созданного. Их родители не могут обучить детей освоению, поскольку сами этого не делали. Только к третьему поколению в бизнес-семьях накопится опыт основателей и преемников.
Американская и европейская традиции преемственности лишь отчасти применимы в России: ни одна из развитых стран не переживала подобного опыта разрыва института собственности. В течение ближайших 5–10 лет российский бизнес столкнется с критически неподготовленной сменой структур владения, управления и регулирования, уверен Алексей Анищенко, директор Центра управления благосостоянием и филантропии «Сколково». «Это приведет к конфликтам различных сфер интересов, кризису судебной и фискальной системы, которые не готовы к такой нагрузке», — говорит он.
Постоянство привилегий
По мнению американского эксперта по России, журналиста Дэвида Сэттера, одна из причин распада СССР крылась в невозможности представителей советской элиты стать собственниками тех благ, которые принадлежали им как членам номенклатуры, обратить их в капитал и легитимно передавать по наследству. С началом эпохи гласности стремление сделать привилегии постоянными стало невозможно сдерживать: экономические интересы толкали правящий класс к трансформации его совокупной собственности в собственность частную. «Специфика формирования бизнес-элиты в России через разнообразные «золотые двери» (первые кооператоры, предприимчивые комсомольцы, государственные и партийные служащие, «международники», советские управленцы, академики, силовики и «рыночники», «новые бизнесмены», их дети, «протеже») говорит о том, что имущий постсоветский класс состоялся, изначально обладая именно политическим или репутационным капиталом, впоследствии конвертируемым в капитал экономический», — рассказывает профессор ВШЭ, доктор социологических наук Елена Рождественская.