Она и он
Криминальные сюжеты «из жизни» нередко ложились в основу литературных произведений крупных русских писателей. Однако авторы «Воскресения», «Живого трупа» и «Преступления и наказания» глубоко их перерабатывали, в то время как в бунинском «Деле корнета Елагина» практически ничего не придумано...
19 с женой и даже начал оформлять июня 1890 года в шестом часу утра ротмистр лейбгвардии Гродненского гусарского полка Лихачёв был разбужен своим полковым товарищем, корнетом Бартеневым. «Я застрелил Маню», — произнёс тот, сбрасывая шинель. Возлюбленная Бартенева, артистка Варшавского драматического театра Мария Висновская, была хорошо известна в полку, Бартенев их связи не скрывал. Один из офицеров, отобрав у корнета ключи, поехал на квартиру к актрисе, но обнаружил там только недоумевающую прислугу. Наконец от убийцы добились, что всё произошло на съёмной квартире. Офицеры отправились туда и обнаружили тело, покойно лежащее на кровати; казалось, Висновская дремала, но одного прикосновения к руке оказалось достаточно, чтобы понять: с врачами можно не торопиться, сначала — полиция.
Она
Марии Висновской исполнилось 30 лет. Коллега по сцене описывал её так: «Это была блондинка среднего роста, с фигурой полноватой, но стройной. У неё были обычные черты лица, хорошо передававшие все чувства в тончайших своих проявлениях...» Её хорошо знали не только завзятые театралы, но и обычная публика. Начав в своё время сценическую карьеру в амплуа инженю, она доросла до субретки и уверенно примеривалась к трагическим героиням, незадолго до смерти сыграла Офелию. Много выступала и хорошо зарабатывала: контракт сам по себе приносил ей две тысячи в год (жалованье батальонного командира в звании подполковника), плюс отдельные гонорары за некоторые выходы, плюс оговоренное количество бенефисов и полубенефисов
У неё были десятки поклонников: польские журналисты, русские офицеры... С одним — европейски известным тенором Александром Мышугой — роман был длительным и страстным, он хотел развестись с женой и даже начал оформлять бумаги. Говорили, у неё был от него ребёнок, которого она отдала в пансион, — это никогда не было подтверждено документально. На суде он скажет: «Я пользовался полной взаимностью Висновской. Когда я выезжал из Варшавы, мы переписывались… она относилась ко мне всегда очень хорошо, и я был уверен, что наш брак со временем состоится. Она была хорошо воспитана, образована, много читала и обладала серьёзным талантом. Кокетство у неё было не больше, чем обыкновенно бывает его у женщин, но вовсе она не была кокеткой в смысле завлечения мужчин в любовные связи». Что-то не сложилось...
Он
Корнет Александр Бартенев был моложе своей возлюбленной на восемь лет. Потомственный кавалерист — случай нечастый («гусар, который в 30 лет не убит, — не гусар, а дрянь», — заметил французский генерал Лассаль, сам, впрочем, погибший в 34). Среди его предков значился Алексей Бурцов, великолепный наездник, знаменитый пьяница и бретёр, легендарный адресат восторженных стихов Дениса Давыдова (это ему написано: «Ради бога, трубку дай, ставь бутылки перед нами...») и предмет гордости пушкинского Сильвио — «я перепил славного Бурцова». Дед — подполковник, отец вышел из кадетского корпуса в кирасиры, но проиграл казённые деньги и вынужден был оставить службу поручиком. Люди большой физической силы (отец гнул подковы), редкого самолюбивого упрямства (дед умер в столетнем возрасте от простуды, выйдя на мороз представиться проезжему генералу в одном тоненьком мундире), бесшабашной удали и известной русской склонности (двоюродный дед Алексей Бурцов разбился насмерть, упав с коня, когда на спор пытался пьяным взять препятствие, брат Николай покончил с собой в приступе белой горячки), предки со всей очевидностью довлели над молодым человеком, не оставляя ему выхода: он должен был поступить в гусары, должен был прославиться кутежами и романами, должен был обращать на себя внимание. Тем более отец содержал его щедро: из дома присылали три тысячи в год. «Добился я репутации славной: первый пьяница чуть ли не в целой Варшаве! сказавши мимоходом, не имея в душе никогда любви к вину и по сие время. А почему и отчего? Но, как и всё, что я делал, и делаю, и буду делать. Носит меня ветром из стороны в сторону <…> Такая наша вся порода...» — писал Бартенев своему товарищу за несколько месяцев до трагедии.
Эпоха
Хорошо было Алексею Бурцову: в эпоху Наполеоновских войн он воплощал в себе идеал гусара, никакого, как сказали бы социологи, «ролевого конфликта». А каково его внучатому племяннику, когда на дворе fin de siècle1 и людям благородным положено быть тонкими, ранимыми, разочарованными в жизни? Вот Маня: она всё время как бы в забытьи, носит при себе опий в коробочке, часто говорит о смерти — то ли репетирует, то ли и впрямь страдает... Жениться бы... Но это означает покинуть службу — офицерское собрание и полковое начальство никогда не дадут согласия на брак гвардейского офицера с польской актрисой. Да и папенька при всех выкрутасах своей молодости — человек вполне консервативных устоев. Видя, что Мария ждёт предложения, корнет взял отпуск и съездил домой, в Тамбовскую губернию, в Бартеневку, Королевщина тож