«Не бояться, не быть обывателями, не смаковать»
Сразу после смерти вождя из ГУЛАГа потянулись первые реабилитированные. До XX съезда было ещё три года, но Анна Ахматова уже скоро скажет своё знаменитое: «Две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили».
К декабрю 1953 года из лагерей вернулось более тысячи человек; пока их освобождали выборочно и негласно. Так бы это и продолжалось, если бы осенью Хрущёв не решил пересмотреть приговоры, выданные тройками и трибуналами «без суда и следствия». В начале 1954 года были собраны общие данные о репрессиях: с 1921 по 1953 год специальные трибуналы осудили 3 777 380 человек; из них казнили 642 980 человек; 2 369 220 получили сроки до 25 лет, а 765 180 были отправлены в ссылку.
Хрущёв, отстранив Маленкова и обретя власть, считал, что логика критики Берии требовала активного усиления критики Сталина. Если во всём виноват Лаврентий Павлович, ставший начальником НКВД в 1938 году, что же делать с репрессиями его предшественников — Генриха Ягоды и Николая Ежова. И всё-таки, выступая на партийном собрании одного из ленинградских заводов 11 августа 1955 года, первый секретарь ещё не был уверен, что надо широко осведомлять о жестоком прошлом партийные массы. Иосиф Виссарионович много сделал для страны, сказал он собравшимся, но нельзя оправдать и недостатки. В его выступлении всё опять сошлось на Берии и Ежове: они, мол, подсовывали Сталину «фальшивые документы».
Между тем приближался день рождения бывшего «главного рулевого» — 21 декабря. На заседании Президиума 5 ноября 1955 года Хрущёв предложил отметить годовщину в прессе, но без торжественных собраний. Сменивший Маленкова на посту председателя совмина Николай Булганин и его первый заместитель Анастас Микоян были «за». Климент Ворошилов и другой заместитель Булганина Лазарь Каганович возражали. Каганович, в прошлом один из главных комиссаров Сталина, подчёркивал сложность вопроса: «Я поддерживаю линию ЦК против культа личности. Расхождений у меня с тобой, товарищ Хрущёв, нет. Но есть оттенок. Не намерен вести борьбу против тебя. Предлагаю лишь сформулировать решение, как отметить день рождения Сталина». Дань величию отдать надо, настаивал он. Хрущёв ответил горько: «Кадры перебили. Военных». В конце концов согласились праздновать в прессе, но без помпы.
24 декабря было принято решение о реабилитации латвийского коммуниста Яна Рудзутака, расстрелянного в 1938 году. Он отказался от своих показаний, данных под пытками, после чего НКВД сфабриковал протоколы расследований, чтобы связать его «преступления» со старыми большевиками и сподвижниками Ленина — Николаем Бухариным и Алексеем Рыковым. Это дело поставило под сомнение все показательные процессы 1937 года, хотя об этом пока предпочитали не говорить. Но уже не молчали о печальной судьбе многих делегатов XVII «съезда победителей» 1934 года, что ещё больше обострило отношения между членами Президиума. Сообщать или не сообщать делегатам ХX съезда правду об «отце народов»?
На предновогоднем заседании Президиума 31 декабря 1955 года Булганин обнародовал информацию о расследовании подозрительных обстоятельств смерти секретаря Ленинградского обкома Сергея Кирова. «Пахнет нехорошим», — заметил Хрущёв и распорядился привлечь для расследования документы с Лубянки. Для изучения материалов НКВД, Верховного суда и прокуратуры по делу о делегатах XVII съезда Президиум создал комиссию под началом секретаря ЦК Петра Поспелова. В неё вошли Аверкий Аристов от ЦК, Николай Шверник от профсоюзов, генеральный прокурор Роман Руденко, председатель КГБ Серов и другие. Микоян засомневался в объективности Поспелова, фанатично преданного Сталину, но спорить не стал.
Чем ближе к съезду, тем больше появлялось ужасающих подробностей о чистках.
Хрущёв вспоминал, что для него и коллег по Президиуму, за исключением Молотова, Кагановича, Ворошилова и Микояна, эти материалы стали «полной неожиданностью». Это было преувеличением: он, конечно, знал о зверствах НКВД и был знаком с подробностями дела Берии, но масштабы его потрясли.
23 января 1956 года в Большом Кремлёвском дворце началась cеcсия Верховного Совета СССР четвёртого созыва. В перерывах в комнате отдыха за сценой, за чаем или чемнибудь покрепче не утихали споры. Хрущёв давил, предлагая использовать материалы комиссии Поспелова в отчётном докладе ЦК XX съезду. Незаконно репрессированных было так много, что точечные реабилитации казались каплей в море; нужно было оправдать всех.
Для усиления эффекта свидетельств о «перегибах» 1 февраля на разговор с Президиумом Хрущёв вызвал из тюрьмы Бориса Родоса, бывшего следователя по особым делам НКВД. Родос лично пытал режиссёра Всеволода Мейерхольда и писателя Исаака Бабеля, отвечал за «разоблачение» Станислава Косиора и Павла Постышева, приложил руку к истреблению многих делегатов XVII съезда. Как же Родосу удалось их «разоблачить», поинтересовался Хрущёв. Тот ответил: мне сказали, что они виноваты, и они стали виноваты.