Трудно найти в русской литературе более несправедливую писательскую судьбу

ДилетантКультура

Георгий Владимов

1

Трудно найти в русской литературе более несправедливую писательскую судьбу, чем у Владимова, страшнее были, но тут речь именно о несчастности. Он недооценён, лучшие его вещи появлялись не вовремя, он всегда печатался с опозданием, а писал, что ещё печальней, с опережением.

Георгий Владимов (Волосевич) родился в 1931 году в Харькове, после развода родителей воспитывался матерью, учительницей русского и литературы. В эвакуации, в Кутаиси, поступил в Ленинградское суворовское училище, доучивался в Петергофе. В 1946 году с другом и тогдашней возлюбленной (с которой его связывал впоследствии не просто школьный, а и долгий взрослый роман) посетил опального Михаила Зощенко. О посещении стало известно. Владимова распекал лично Антон Гордиевский, полковник НКВД и отец знаменитого впоследствии перебежчика. Владимов отделался строгим выговором с «занесением», его решили пожалеть — посоветовали сказать, что он побывал у Зощенко ДО постановления (Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» 1946 года, после которого Михаил Зощенко и Анна Ахматова были исключены из Союза писателей СССР. — «Дилетант»).

После суворовского он поступил на ленинградский юрфак — и это как раз понятно: восстанавливать законность и препятствовать любым повторениям… но литература интересовала его больше, с 1954 года он стал печататься как критик, и почти сразу Твардовский позвал его в «Новый мир», сотрудником отдела прозы. В 1961 году Владимов напечатал первую свою повесть «Большая руда», написанную в результате лично выпрошенной им командировки на Курскую магнитную аномалию.

«Большая руда» — вещь совсем не оттепельная, достаточно сравнить её с киноповестью Шукшина «Живёт такой парень», тоже про шофера. Пашка Колокольников, которому хоть и приходится совершить подвиг, чтобы начали к нему относиться серьёзно, — но, по крайней мере, среди своих он свой. Не то владимовский Пронякин: трудовой подвиг тут не следствие личного героизма, как предполагала мифология оттепели, а результат бездарности, а иногда хищничества при организации производства. Пронякин может и хочет работать честно. Но ничего, кроме героической, случайной и довольно бессмысленной гибели, из этого не получается.

2

Роман, принёсший Владимову читательскую любовь — не славу, но тихое и прочное уважение понимающего читателя, — «Три минуты молчания». Для меня этот роман совершенная загадка. Прозаик и критик, человек сугубо городской, он вдруг бросает всё и едет наниматься на мурманский траулер, около года добывает селёдку, потом на этом материале пишет свою самую большую вещь, которая, жестоко ощипанная цензурой, выходит у Твардовского в «Новом мире», подвергается разносу в прессе, становится последней крупной публикацией журнала в прежнем составе, поскольку на следующий год команду Твардовского разгоняют.

Чтобы как-то себе самому объяснить этот зигзаг владимовской биографии, позвонил я любимому литературному критику Льву Аннинскому, который, собственно, и был главным биографом и толкователем лучших книг этого поколения; сверх того он Владимова близко знал.

— Лев Александрович, чего ради?

— Ну, видишь ли, тогда все поехали. Развиваться вглубь стало невозможно, началось освоение темы вширь, творческие командировки, причём в те места, где выявляется экзистенция: Трифонов — в пустыню, Евтушенко — в тайгу, Казаков и Владимов — в море. У меня была тогда статья «Соль воды» — о том, почему морская тема стала так значима: для России выход к морю всегда был проблемой свободы и коммуникации. Собственно, о коммуникации Владимов и написал. Я даже допускаю, что изначальный импульс у него был — просто взять абсолютно новый кусок жизни и освоить его; такой вызов себе. Но получилось у него в результате про то, что люди не коммуницируют даже перед лицом смерти, что они страшно разобщены, что никакие трудности их не сплачивают…

— «Мы были одни на палубе, одни на всём море, и дождь нас хлестал, и делали мы одно дело, а злее, чем мы, врагов не было».

— Вот именно. Это даже проскочило через цензуру. Страшно разлаженное общество, которое уже и смертельная опасность не может объединить, а может — одно: когда кому-то ещё хуже. Их же там — ты помнишь? — нельзя мобилизовать даже на спасение собственной жизни. Но когда надо спасать шотландцев, они нехотя поднимаются и умудряются их вытащить, потому что шотландцам — хуже. И когда они их перетащили к себе, Бог спас: протащил их в бухту, в щель между скалами.

— Там есть ещё откровенней: «А может быть, так и следует нам? Потому что мы и есть подонки, салага правду сказал. Мы — шваль, сброд, сарынь, труха на ветру. И это нам — за всё, в чём мы на самом деле виноваты. Не перед кем-нибудь — перед самими собой. За то, что мы звери друг другу — да хуже, чем они, те — если стаей живут — своим не грызут глотки. За то, что делаем работу, а — не любим её и не бросаем. За то, что живём не с теми бабами, с какими нам хочется. За то, что слушаемся дураков, хоть и видим снизу, что они — дураки».

— Он пытался это восстановить в книжном издании, но книжное точь-в-точь воспроизвело искромсанную журнальную публикацию. Этот абзац, насколько помню, впервые появился во французском переводе и уж только потом — в русском заграничном издании 1981 года.

...Владимов многое угадал точно, в том числе и то, о чём прежде не писалось, — всеобщую русскую разобщённость, непреодолимые бездны, разделяющие начальников и подчинённых, сидевших и несидевших, служивших и неслуживших, интеллигенцию и народ.

Георгий Владимов. Фото 1990 года

3

В семидесятые Владимов много и плодотворно занимался гражданским сопротивлением, возглавил советское отделение Amnesty International и вообще пытался доказать на опыте, что возможна в СССР легальная правозащита. Жизнь его превратилась в кошмар, остроумно описанный им в рассказе «Не обращайте вниманья, маэстро», где писатель-диссидент делается объектом тотальной слежки, но дружелюбные соседи умудряются стравить друг с другом пасущих его ментов и КГБ, и первые убедительно мочат вторых. Советская власть Владимова странным образом боялась, а может, просто тогдашним властям был небезразличен международный их, так сказать, имидж. Как старый вампир из анекдота, сочинённого тогда же, они были кровожадны, но беззубы. Владимов напечатал за границей «Верного Руслана» — но и это стерпели. Только в 1983 году ему недвусмысленно предложили уехать.

В семидесятые годы были две знаменитые повести о собаках — в восьмидесятые они уравнялись в славе, «Руслан» был напечатан в России и экранизирован. Первая — «Белый Бим Чёрное Ухо» Троепольского, вторая — повесть Владимова о лагерном псе. Интерес этот к собачьей теме возник не только из-за собачьей в целом жизни, а из-за стремительного расчеловечивания самого гуманного общества, в котором действительно было великое искусство, но постепенно нарастали откровенно звериные нравы в массах. И потому эпизод «Руслана», в котором собаки во главе с взбунтовавшимся Ингусом начинают рвать шланги, окатывающие людей на морозе ледяной водой, — был символичен и особенно понятен тогдашнему читателю: люди на глазах особачились, утратили механизмы родства и взаимопонимания. Именно «Руслан», задуманный в 1965 году и расширенный до повести по совету Твардовского, стал, что называется, визитной карточкой Владимова.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Самый знаменитый монгол Самый знаменитый монгол

Чингисхан по праву входит в пантеон величайших завоевателей

Дилетант
Опять и опять «Назад в будущее» Опять и опять «Назад в будущее»

Краткая история ленты «Назад в будущее», вырастившей последнее поколение XX века

Weekend
Соль, медь и два бунта Соль, медь и два бунта

Управление доходами через дорогую соль и дешёвую медь привело к восстаниям

Дилетант
Александр Лабас: не авангардист, не соцреалист Александр Лабас: не авангардист, не соцреалист

Голос А. Лабаса — сложный, полифоничный, подчас ускользающий от прямых смыслов

Монокль
Война в Африке Война в Африке

С огромным трудом британцам удалось остановить немецкие войска в Северной Африке

Дилетант
Вот оно какое, наше лето Вот оно какое, наше лето

Чем занять ребенка на даче: советы для детей любого возраста

Лиза
Пластик: от простого к сложному Пластик: от простого к сложному

Семь разновидностей пластика, которые преобразили мир привычных вещей

Дилетант
Буль-буль Буль-буль

Фантастический рассказ Владислава Кулигина «Буль-буль»

Знание – сила
Кокаиновая принцесса Колумбии Кокаиновая принцесса Колумбии

Нынешнее имя любимицы американской прессы — Хуана Мануэла Маррокин Сантос

Дилетант
Через санкции к росту Через санкции к росту

Как российская экономика ищет способы сотрудничества с глобальными игроками

Эксперт
Самый знаменитый тоболяк Самый знаменитый тоболяк

Дмитрий Менделеев родился в неофициальной столице Сибири

Дилетант
Кнут Гамсун Кнут Гамсун

Кнут Гамсун говорил от имени нации и тем сильно её скомпрометировал

Дилетант
Актер на троне Актер на троне

Нерон — самый эксцентричный из античных деспотов

Дилетант
Дейнотерий – слон с берегов Дона Дейнотерий – слон с берегов Дона

Слоны – одни из самых стабильных в эволюционном плане животных...

Наука и техника
Бенкендорф: под клеймом «душителя свобод» Бенкендорф: под клеймом «душителя свобод»

Во времена СССР шефа жандармов называли врагом свободолюбия и гонителем Пушкина

Дилетант
10 неожиданных вопросов Кате Гусевой 10 неожиданных вопросов Кате Гусевой

Расспросили королеву ремиксов Катю Гусеву о вере в приметы и любви к собакам

VOICE
«Жуткая обстановка для великого деяния» «Жуткая обстановка для великого деяния»

Участники Всероссийского Поместного собора наблюдали большевистский переворот

Дилетант
15 уроков периода высоких ставок глазами банкира 15 уроков периода высоких ставок глазами банкира

Что мы поняли за годы высоких ставок?

Ведомости
Кто открыл лазейки в вузы Кто открыл лазейки в вузы

Школьные олимпиады становятся местом отработки способов незаконного поступления

Монокль
Пустые кресла и забытые письма: одиночество как экспонат Пустые кресла и забытые письма: одиночество как экспонат

Мы приезжаем в музей смотреть не на экспонаты, а внутрь себя

Знание – сила
Откуда что пошло на флоте Откуда что пошло на флоте

Повседневная жизнь на парусном военном корабле XVIII века

Наука и техника
Весна императора Весна императора

Цезарь — политик-хищник, с чьим именем неотрывно связана Римская империя

Знание – сила
Сделать посетителя немного исследователем Сделать посетителя немного исследователем

Что отличает современные музеи? Открытость и исследовательский подход

Знание – сила
Почему ЕС не растет Почему ЕС не растет

Что провоцирует системный кризис развития Евросоюза

Эксперт
Из портов на биржу Из портов на биржу

Угольщики стремятся расширить сбыт на внутреннем рынке на фоне падения экспорта

Ведомости
Мошенники делают ставки Мошенники делают ставки

Как мошенники используют аккаунты граждан в букмекерских конторах

Ведомости
Архив богини Фауны Архив богини Фауны

Зоологический музей Московского университета – «отражение самой природы»

Знание – сила
«Пишите… А. Куприн» «Пишите… А. Куприн»

Эмиграция сложилась для Куприна не просто трудно, а скорее — трагически

Дилетант
Музей как увлечение Музей как увлечение

Единственный в своем роде: музей при Институте космических исследований РАН

Знание – сила
Рабби Давид из люфтваффе Рабби Давид из люфтваффе

В 2019 году Бундестаг одобрил введение в Германии военного раввината

Дилетант
Открыть в приложении