Чтение на 15 минут: «Жанр вне себя»
Что лежит в основе всех историй Хон Сан Су? Почему Квентин Тарантино — волшебный сказочник? И как Кира Муратова сняла апокалиптическое кино вместо святочной истории? В «Подписных изданиях» вышла книга Зары Абдуллаевой, Олега Зинцова и Евгения Гусятинского «Жанр вне себя» — о приключениях жанров в авторском кино. Arzamas публикует фрагменты.
Сказка. «Однажды в… Голливуде» Квентина Тарантино
Олег Зинцов:
Вообще-то хочется просто написать, что это чистая радость. Можно не считывать многочисленные цитаты, не узнавать знаменитостей, можно вовсе не знать, что случилось 8 августа 1969 года на голливудской вилле режиссера Романа Поланского c его беременной женой Шэрон Тейт и ее гостями (хотя лучше бы знать). «Once Upon a Time… in Hollywood» напоминает, что Тарантино умудрился не растерять почти детский восторг от кино (и умение заражать им актеров, как заразил в этот раз Леонардо Ди Каприо и Брэда Питта).
Он навсегда запомнил, как действует этот ракурс, эта смена кадров, эта музыка; он точно знает, на сколько секунд надо задержать ладонь над рукояткой револьвера. Не для того, чтобы было как у Серджо Леоне, а потому, что стрелять как у Леоне для него все равно что дышать. Для Тарантино кино существует как данность, оно есть всегда и везде, надо только придумать — или выбрать — сюжет.
Актер
Ди Каприо играет Рика Далтона, звезду телевизионных вестернов 1950-х. К 1969-му карьера Рика достигла плинтуса. Он перешел на амплуа злодеев. Он постоянно курит, кашляет и пьет. У него отобрали права за нетрезвое вождение. Умудренный голливудский агент (Аль Пачино) сочувственно хлопает его по плечу и предлагает снова вскочить в седло и стать героем, но в Риме — у какого-то Корбуччи. Это почти оскорбление. Выйдя из ресторана, Рик плачет на парковке.
Между тем сладкая жизнь буквально за забором: на соседнюю виллу въехал Роман Поланский, моднейший режиссер, недавно снявший хит «Ребенок Розмари». У него красивая жена-актриса, они гоняют по голливудским холмам на кабриолете с вечеринки на вечеринку. Вот бы познакомиться.
Дублер
Питт играет Клиффа Бута, ветерана войны, каскадера, неизменного дублера и единственного друга Рика. Куда Рик, туда и Клифф, нет ролей у одного — нет работы у другого. Кроме того, Клиффа вроде бы обвиняют в убийстве. Поэтому он готов возить Рика на его «кадиллаке», чинить ему антенну и просто вместе выпивать. А вечерами возвращаться в трейлер на задворках кинотеатра drive-in, где его ждет верный питбуль Бренди (которого в журнале Vanity Fair назвали настоящим героем фильма).
Рик истеричен и самовлюблен, Клифф немногословен и крут. Пока первого гримируют, второй успевает подраться с Брюсом Ли.
Но вообще-то их сюжетные линии идут скорее параллельно. Тарантино говорит, что сценарно «Однажды в… Голливуде» ближе всего к «Криминальному чтиву», тоже состоявшему из нескольких историй (правда, там они были разрезаны на куски и склеены как будто в случайном порядке, а новый фильм развивается по большей части линейно).
Создатель
После триумфа «Криминального чтива» («Золотая пальмовая ветвь» Канн-1994) Тарантино называли циником, предлагавшим посмеяться над тем, как кому-то вышибают мозги. Но довольно скоро за цинизмом разглядели морализм, а во фразе «Бог может все, он может даже превратить пепси-колу в кока-колу» увидели авторское кредо. Реки крови в фильмах Тарантино продолжали литься, но постепенно он все больше стал напоминать доброго сказочника, который находил в прошлом момент, когда что-то пошло не так, и исправлял его волшебными средствами кино и поп-культуры, превращая пепси-колу в кока-колу.
Так было в «Бесславных ублюдках» (2009), где отряд бесстрашных евреев-головорезов наводил ужас на нацистов в оккупированной Франции. Так было в «Джанго освобожденном» (2012), где бывший раб становился «охотником за головами», разгонял толпу идиотов-куклуксклановцев и восстанавливал справедливость хотя бы на одной плантации. Так происходит и в фильме, время действия (или контекст событий) которого ассоциируется с концом золотой эры Голливуда.
Надо только сделать поправку на то, что Голливуд у Тарантино почти как у Терри Пратчетта в романе «Движущиеся картинки» — фантазийной версии ранней истории «фабрики грез», где, например, в кинокамере сидела орава маленьких демонов, которые очень быстро зарисовывали на пленке все, что увидят. Примерно такое же впечатление оставляет работа оператора Роберта Ричардсона — да, это снято на несколько камер самого разного формата, но без маленьких демонов местами явно не обошлось.
Кино
Фрагментарный сюжет «Однажды в… Голливуде» состоит, по сути, из эпизодов, в которых герои либо снимаются в кино, либо смотрят кино со своим участием. Шэрон Тейт (Марго Робби) едет в кинотеатр и просит бесплатный билет на комедийный триллер «Команда разрушителей», где сыграла скандинавскую шпионку (ее лицо в отраженном свете экрана буквально лучится счастьем). Рик и Клифф, затарившись пивом, устраиваются у телевизора в предвкушении новой серии вестерна. И если «Команда разрушителей» — малозаметный, но все же факт истории кино, то сериалы с Далтоном (как и его самого) Тарантино целиком выдумал.
То есть разница между реальностью и фильмом в «Однажды в… Голливуде» часто сводится к разнице между кино и «кино». И когда наступает время выйти из кадра, в «жизни» логичным образом продолжается вестерн — конечно же, в кинодекорациях.
Так Тарантино монтирует две ударные сцены главных героев. Пока Рик играет злодея в очередном вестерне, принимая поздравления коллег и утирая слезу от восхищения собственным талантом, Клифф едет на знаменитое «киноранчо Спэна», где когда-то снимались вестерны, а теперь обосновалась зловещая «семья» Чарльза Мэнсона, — и вот тут-то начинается «взаправдашний» вестерн, плавно переходящий почти что в зомби-хоррор.
Мораль
«Однажды в… Голливуде» оставляет открытым вопрос, кем сегодня считать Тарантино — новатором или ревизионистом, классиком или все еще хулиганом. С одной стороны, он открыто признается в симпатии к «старикам» (будь то герои Ди Каприо и Питта или вся эпоха до «нового Голливуда») и настаивает на том, что им все еще есть место. С другой — не менее явно иронизирует над собственной сентиментальностью. Как, кстати, и над маскулинностью, во втором десятилетии нового века признанной безусловным пороком: в паре сцен герои Ди Каприо и Питта ведут себя так, будто отлично осведомлены о новых моральных нормах. Но, как бы то ни было, очевидно одно: Бог по-прежнему может все — то есть не только превратить пепси-колу в кока-колу, но и наоборот.
Апокалипсис. «Мелодия для шарманки» Киры Муратовой
Зара Абдуллаева:
Кира Муратова снимает рождественский рассказ. В духе Диккенса, Теккерея. Так на первый взгляд. И так, упоминая имена этих писателей, некий респектабельный господин описывает (по мобильнику жене) встреченного оборвыша («как из святочного рассказа»), за которым предлагает ей примчаться в супермаркет. Живой литературный персонаж — оригинальный подарок, который не купишь даже в рождественскую распродажу.
В облатке традиционного жанра Муратова сняла, в сущности, апокалиптическое кино. Внедрившись в классический жанр, она его раздвигает, насыщает до апокалипсиса сегодня. Сохраняя рамку и протагонистов святочной истории, она обнажает опустошенную форму, из которой выветрилось содержание. Бог давно умер. Остались ритуальные приметы Рождества. Открытки с евангельскими сюжетами, искусственные елки, спрей с запахом хвои, фольклорные песнопения. Сценарий Владимира Зуева о брате Никите и сестрице Аленушке, бежавших после смерти матери на поиски отца, чтобы не остаться в разных детских домах, дал Муратовой повод для живописания новой фрески о времени. И о людях на все времена. Первая называлась «Астенический синдром», теперешняя показана как страшная, с веселыми блестками сказка, а рассказана как роуд-муви. Дети добираются до большого города, потом теряют друг друга, потом мальчик замерзает и умирает. Путь голодных бездомных ужесточают и растравляют встречи с бездомными голодными воришками, животными, злыми или равнодушными взрослыми, картинки праздничного (за стеклами окон) застолья и счастливых детишек в костюмах ангелочков. А притормаживают этот путь два долгих эпизода — два микрокосма в гиперпространстве картины.