Читайте первым: рассказ из сборника «Ты знаешь, что хочешь этого» Кристен Рупеньян, звезды The New Yorker
В начале сентября издательство ЭКСМО выпускает сборник рассказов Кристен Рупеньян «Ты знаешь, что хочешь этого». Она дебютировала с рассказом «Кошатник» в журнале The New Yorker и получила мгновенный, ошеломительный успех. Первая ее книга была одной из самых ожидаемых не только в Америке, но и в России — Анастасия Завозова включила ее в список главных переводных книг в 2019 году, который публиковал Esquire. Секрет Рупеньян еще предстоит разгадать, но пока можно предположить, что он там, где наше ощущение недоброты мироздания граничит с жалостью и вниманием человека к человеку.
Esquire публикует отрывок из рассказа «Хороший мальчик».
К тридцати пяти годам единственное, как Теду удавалось добиться стояка и удержать его на протяжении всего полового акта, это представить, что его член — нож, и женщина, которую он трахает, себя им бьет.
Нет, он не был каким-то там серийным убийцей. Кровь его не возбуждала, ни в фантазиях, ни в реальной жизни. Более того, ключевым в сценарии было то, что женщина била себя ножом по собственной воле: смысл был в том, что она так его хотела, так сходила с ума от неотвязного физического желания ощутить его член, что ей хотелось насаживаться на него, несмотря на мучение, которое это приносило. Это она играла активную роль; он просто лежал, пока она колотилась сверху, изо всех сил пытаясь истолковать ее стоны и искажение лица как знаки того, что ее сдавливают жестокие тиски наслаждения и боли.
Он понимал, что фантазия эта не очень. Да, в том, что он себе воображал, все происходило по согласию, но от явных агрессивных мотивов было никуда не деться. Не добавляло уверенности и то, что его привычка полагаться на эту фантазию все возрастала, а качество отношений падало. В двадцать с чем-то Тед расставался практически без боли. Его романы длились не дольше нескольких месяцев, а женщины, с которыми он встречался, похоже, верили, когда он говорил, что не ищет ничего серьезного — или, по крайней мере, полагали, что раз он им это сказал, они не могут его обвинить в том, что он что-то сделал не так, когда в итоге выяснится, что он говорил правду. Однако после тридцати эта тактика перестала срабатывать. Все чаще получалось, что он cчитал разговор с женщиной последним, считал, что расстался, а она вскоре ему писала, что скучает, что не поняла, что между ними произошло и хочет поговорить.
Так однажды ноябрьским вечером, за две недели до своего тридцать шестого дня рождения, Тед оказался за столиком напротив плачущей женщины по имени Анджела. Анджела работала риэлтером, была хороша собой и ухожена, в ушах у нее были сверкающие сережки, похожие на люстры, а в волосах поблескивали дорого окрашенные светлые пряди. Как и все женщины, с которыми Тед встречался в последние годы, Анджела по всем объективным параметрам была для него слишком хороша. Она была выше него на два дюйма; у нее был собственный дом; она готовила потрясающие фетуччини с соусом из моллюсков; и умела делать массаж с эфирными маслами, который, как она сказала, изменит его жизнь — и он изменил. Тед расстался с ней почти два месяца назад, но последовавшие за этим смски и звонки никак не прекращались, и он согласился на еще одну личную встречу, надеясь, что обретет хоть какой-то покой.
Анджела начала вечер с радостной болтовни о своих планах на отпуск, о драме на работе, о приключениях «с девочками», так явно разыгрывая счастье, чтобы он понял, что потерял, что Тед вчуже корчился от неловкости, а потом, на двадцать второй минуте, она разрыдалась.