Больнее, чем удары плетью: как жилось женщинам в Иране после Исламской революции
Продолжающиеся уже три недели протесты в Иране начались с пряди волос, которая выбилась из-под платка 22-летней Махсы Амини. Но иранцы выступают не только против обязательной формы одежды. Документальный роман Азар Нафиси «Читая «Лолиту» в Тегеране» рассказывает о том, как диктатура вторгается во все сферы частной жизни. С разрешения издательства «Лайвбук» публикуем отрывок.
Азар Нафиси — дочь бывшего мэра Тегерана, получившая образование в Америке. Она вернулась на родину, чтобы преподавать иранским студентам зарубежную литературу, но ее планы нарушила Исламская революция, и занятия превратились в тайные собрания. В то время как стражи порядка устраивали рейды по всей стране, фундаменталисты захватывали университеты, а цензура душила искусство, девушки в гостях у Нафиси безбоязненно снимали хиджабы и вдохновенно погружались в миры Джейн Остин, Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и Владимира Набокова.
Однажды утром в четверг было так жарко, что зной, казалось, проникал даже в прохладу нашего дома с кондиционером. Мы всемером разговаривали о том о сем перед началом занятий. Разговор зашел о Саназ. На прошлой неделе та пропустила урок, не позвонив и не объяснившись, и теперь мы не знали, придет ли она. Никто ничего о ней не слышал, даже Митра. Мы подозревали, что ее бедовый братец что-то задумал. Он давно стал постоянным предметом наших разговоров, одним из «злодеев» мужского пола, которых мы обсуждали каждую неделю.
— Нима говорит, что мы не понимаем, как трудно мужчинам в Иране, — с легким сарказмом проговорила Манна. — Мол, они тоже не знают, как себя вести. И иногда ведут себя, как грозные мачо, потому что чувствуют себя уязвимыми.
— Что ж, в какой-то мере это так, — ответила я. — Ведь для отношений нужны двое, а если сделать половину населения невидимками, вторая половина тоже неизбежно пострадает.
— Можете представить мужчину, который воспринимает прядь моих волос как сексуальную провокацию? — спросила Нассрин.— Или сходит с ума при виде большого пальца моей ноги… Подумать только! — воскликнула она. — Мой палец ноги — смертельное оружие!
— Женщины, покрывающие себя, содействуют режиму и поддерживают его, — непокорно произнесла Азин.
Махшид не сказала ни слова, внимательно разглядывая кованую ножку стола.
— А те, кто красит губы в огненно-красный цвет и флиртует с профессорами, — Манна пригвоздила Азин ледяным взглядом, — должно быть, делают это ради борьбы за благое дело? — Азин покраснела и ничего не ответила.
— Бороться с чрезмерным сексуальным аппетитом у мужчин можно, отрезав им гениталии, — невозмутимо предложила Нассрин. Она читала книгу Наваль аль Садави о жестокости по отношению к женщинам в некоторых мусульманских сообществах. Садави была врачом и подробно описывала кошмарные последствия калечащих операций на гениталиях, проведенных маленьким девочкам якобы с целью умерить их сексуальные аппетиты. — Я работала над текстом для моего переводческого проекта…
— Переводческого?
— А вы не помните? Я же сказала отцу, что перевожу мусульманские тексты на английский по просьбе Махшид.
— Но я думала, это всего лишь предлог, чтобы ты могла ходить на встречи, — сказала я.
— Так и было, но потом я решила заниматься этими переводами три часа в неделю, иногда и больше, в качестве расплаты за свою ложь. Так я договорилась с совестью, — с улыбкой произнесла она. — Так вот, хотите верьте, хотите нет, но сам аятолла не новичок в сексуальных вопросах, — продолжала Нассрин. — Я переводила его великий труд «Политические, философские, социальные и религиозные принципы аятоллы Хомейни», и у него там несколько интересных замечаний.