Afternoon Seasons of lifeРепортаж
Тонино Гуэрра. Лекции

В этой книге, выпущенной в конце 2024 года издательством Des Esseintes Press, под изумрудной обложкой собраны десять лекций Тонино Гуэрры, прочитанных на Высших курсах сценаристов и режиссеров с 2001 по 2011 год. Феллини и Мастроянни, Моранди и Тарковский, рассказы о том, как придумываются сюжеты, много историй из жизни мастера, которые кажутся уже готовым сценарием его жизни. Публикуем фрагмент третьей лекции, прочитанной 24 декабря 2003 года.
Время сейчас совершенно особенное, сложное время. Я постепенно удаляюсь от всего того великого, что сделали люди, от великих романов, и ищу малое. Недавно я говорил с молодыми театралами и сказал им, что свой рай я уже обрел: в те времена, когда улицы в местечке, где я родился, еще не были покрыты асфальтом, когда моя мама останавливала лошадей, что называется, на скаку. Когда отец летом, чтобы освежиться, мочил в воде белый платок и покрывал им лицо. Когда снежинки падали прямо мне на брови и застревали в ресницах.
Поэтому я снова пытаюсь услышать эти звуки, обрести эти потерянные миры, восстановить их в собственной памяти. И часто мы с моим другом Джанни путешествуем по заброшенным деревенькам, где полевая трава пахнет как-то по-особенному, где дождь барабанит по старому железу, как раньше, — в общем, я вспоминаю себя, когда был маленьким. Иногда я встречаю каких-то совершенно невероятных, немыслимых людей. Их мысли словно погребены под снегом, будто полощутся на ветру. Чтобы вы поняли, насколько значимы для меня эти встречи, для кино, для меня, для всего, я могу напомнить вам вот о чем. Не помню, когда мы встречались с вами в прошлый раз, говорил ли я об одном старике по имени Лизео. Раньше я ездил в сельскую местность, чтобы поговорить с пожилыми людьми, потому что, поверьте, старики — это кладезь историй, необычайной изобретательности, вот что такое старики. Все, что он делал, он делал очень медленно, как доисторические животные, доисторические люди. Он как-то копошился у себя в огороде. Мне понадобилось много времени, чтобы не то что подружиться, но сблизиться с ним, снискать его доверие. В нашу первую встречу он у себя в огороде складывал на землю груши.
Мы поздоровались, и я ему сказал:
— Какие спелые, сочные у тебя груши, но зачем ты это делаешь?
— Да у нас тут русская песчаная буря была. Но только какая же это буря, это настоящий Чернобыль, потому что весь урожай заболел.
Но я не хотел его обидеть словом «Чернобыль», я сказал:
— А, понятно, но почему ты кладешь груши на траву?
— Они в пятнышках, им нужно напитаться солнцем.
— Так получается, огород — это нечто вроде больницы, извините за сравнение?
— Да-да-да, это больница.
— А когда станет понятно, пошло ли лечение на пользу?
— Ну вот несколько солнечных дней пройдет.
Старые дома в той деревне были сплошь облеплены водосточными трубами, я и говорю:
— Так много труб! Зачем их целая сеть?
— Для дождевой воды.
— Дождевая вода? Но для чего она вам?
— Она необходима, — он идет в огород, собирает ворох листьев салата и показывает мне. — Видите, какие красивые?
— Как это у вас получается?
— Я поливаю их дождевой водой.
— Но в чем разница?
— В дождевой воде прячется молния, она заряжена электричеством.
И вот так мы начали потихонечку сближаться, и я притворился, что восхищаюсь его безумием, его одиночеством. Однажды я не выдержал и спросил его: «Ну как же вы здесь живете один-одинешенек, в пойме реки, вам не бывает одиноко, вам не страшно?» — «А почему мне должно быть одиноко? — ответил он. — Собственно, это одиночество и составляет мне компанию». По-моему, это великие слова. Тут я понял, что эти одинокие люди громоздят целые горы трофеев на поле своей битвы, и в них можно найти невообразимые сокровища; это все равно что, копаясь в земле, найти золотые зернышки.
Через десять дней я вернулся. «Доброе утро, я снова здесь!» Смотрю, как он работает, задаю вопросы. В какой-то момент говорю: «Вы знаете, у меня неспокойно на душе. Вижу, вы верите в Бога, вами движет какая-то высшая сила. Я неверующий, а вы верующий, и я по вашим глазам понимаю, что у вас на душе спокойно. Послушайте: Бог существует?»
Его глаза засияли: «Послушай, если я скажу, что Он есть, то это может быть враньем, а если скажу, что нет, это будет еще большим враньем». Подумайте только, настоящий Сократ. Глубина этих встреч была невероятной. Существует множество людей, в которых столько поэтичности. Тем, кто запирается в комнате и что-то придумывает там, не достается таких подарков судьбы.
Когда ходите по таким местам, не надо выряжаться, лучше одеваться обычно, чтобы не смущать людей. Первое впечатление всегда обманчиво.
Три месяца спустя после этих наших поездок, когда мы искали людей, живущих в уединении, заброшенные деревни, я увидел одну пожилую женщину. Жила она в скромном домишке, два на три метра. Вдоль стен росли разные травки, которые могли сгодиться в пищу, розмарин там. Я, естественно, начал:
— Ой, какая красота, какую тихую, спокойную жизнь вы тут ведете, великолепно! Но скажите мне, как вы здесь проводите время, есть ли у вас какие-то радостные минуты, вы веселитесь, развлекаетесь?
— Конечно, конечно.
— Расскажите мне про них.
— Я сажусь у окна (а ее окно — это такая щелочка) и каждый день после обеда жду, когда покажется луна. Это очень японское видение мира.
