Повсюду дома
Ольга Свиблова показала AD свой дом — памятник архитектуры 1932 года в получасе езды от центра Парижа

Виллу Хефферлин Ольга Свиблова и Оливье Моран купили четыре года назад. “Это была руина. Прекрасные модернистские фасады и полная разруха внутри. Но Оливье сразу понял, как хорошо здесь будет жить”, — говорит Ольга.
Это не первый дом Ольги и Оливье. Мне приходилось бывать у них в нескольких. И на старой фабрике времен ар-деко со стеклянной крышей, где находилась галерея Оливье “База”. И в ковчеге в Камарге. И в бывших декорационных мастерских в 14‑м округе Парижа, на четырех этажах которых Ольга с Оливье устраивали знаменитые приемы для гостей французских Месяцев фотографии. Показанные там работы купил потом для своего музея Картье-Брессон. Но этот дом — похоже, самый интересный из всех.

Дом в предместье Парижа Виль-д’Авре спроектировал в 1932 году архитектор Андре Люрса, соратник Ле Корбюзье, деятель CIAM и большой друг Советской России. В 1932 году он приехал в Москву, получил мастерскую в Моспроекте, построил у нас школу и больницу и даже (повезло зодчему) успел в 1937 году вернуться домой. Не знаю, что думал о русском прошлом строителя дома Оливье Моран, тоже попавший под обаяние Москвы. Ну и, конечно, Ольги.
Покупка памятника архитектуры не обещает безмятежную жизнь. В 1974 году фасады виллы Хефферлин внесли в список памятников истории. Что это значит? Нельзя менять рисунок, нельзя пробивать новые окна, нельзя красить, как захочется. Изволь соответствовать. Кого-нибудь это, может, и испугало бы, но только не Оливье, который обожал историю, аутентичность, подлинность.

Чтобы найти правильные выключатели, водопроводные краны, дверные защелки, он прочесывал по утрам блошиные рынки. Причем не ту благородную их часть, где Людовик, рококо — всего не расскажу, а ту, где в ящиках лежит демонтированная на сносах скобянка и сантехника. Как говорит Ольга, он называл это охотой: “Каждое утро я звонила ему и спрашивала: “Ну как сегодня охота?”