«Я стала героем своего собственного комикса»
Упрёки жены, смерть Достоевского и невозможность принять барскую жизнь: в издательстве A+A вышла книга «100 причин, почему плачет Лев Толстой» художницы Кати Гущиной. «Полка» поговорила с ней о том, где находить причины для слёз, чем хорош жанр графической биографии, как иллюстрация может помогать и почему необходим юмор.
Как возникла идея этой книги? Почему твоим новым героем стал Толстой?
Если бы я писала автофикшн, у меня было бы четыре пути того, как родилась эта книга. Официальная версия, самая красивая и стройная, такая: в 2020 году мы все сели на карантин, были очень ограничены в передвижениях и идеях, и мне захотелось немного вернуться в детство, построить себе убежище — и я решила перечитывать книги. Начала слушать «Детство» Толстого. И в самой первой главе Николенька плачет. Плачет от того, что его щекочут. Потом у него наворачиваются слёзы на глаза от того, что нужно надеть башмаки дурацкие с бантиками. Потом он плачет, потому что скоро уезжать. Потом — когда прощается с собачкой. Я стала на подкорке это всё считать и, как художник, представлять себе разных плачущих Львов. К концу «Детства» накопился десяток причин. Почему бы это не продолжить? Дальше было сложнее: чтобы добрать до ста причин, пришлось углубиться в толстоведение. Через полгода у издательства Ad Marginem проходил конкурс для иллюстраторов: в программе ABCD-books принимали идеи книг. Я подала туда свою работу, она прошла лонг- и шорт-лист и выиграла вместе с двумя другими работами — книга Тани Борисовой «Привет, Москва» уже вышла, а моя задержалась на два года.
Есть и вторая версия, как родилась эта идея. Дело в том, что у меня старообрядческие корни: моя бабушка — из-под Ветлуги, я сама из Нижнего Новгорода. Однажды я рассматривала картинку из «Жития» протопопа Аввакума — нечто вроде модели мира, состоящей из бородатых, смешных и злых человечков. Там есть Бог, «собака Никон» — это всё очень похоже на средневековый комикс. Идея о бородатом человечке, который злится и странно себя ведёт, засела у меня в голове и вспомнилась, когда я начала работать с Толстым.
Третья версия красиво дополняет предыдущие. Мой обожаемый муж, некоторое время связанный с Рязанской областью, рассказывал, что Толстой, кроме всех его заслуг, спас от голода большое количество деревень. Приехал туда в голодные 1891–1892 годы, сделал там столовые и раздавал крестьянам хлеб. Если посчитать в прогрессии, то несколько тысяч крестьян, накормленных тогда, — это в наше время невероятное количество потомков. Живых из-за того, что Толстой накормил их прапра-. В одной из деревень есть табличка на доме, где жил Толстой, и люди там ещё помнят и пересказывают эту историю.
Четвёртой причиной стал фотоальбом «Толстой в жизни», который я случайно нашла в «Кофепроводе», кофейне около «Курской». Фантастическое сокровище, идеальная coffee table book. В двух томах собраны почти все фотографии Толстого, и к каждой из них есть обстоятельный комментарий. Крестьянские девушки продают землянику Софье Андреевне. Толстой играет в теннис, пьёт чай, катается на коньках. А что это с ним за монахиня? А это его сестра. Или — какое-то невероятное количество детей. Все ли это его дети? Какой-то очень близкий взгляд, живая жизнь, понимаешь? Я возвращалась в эту кофейню, чтобы смотреть альбом — он казался библиографической редкостью; в итоге я нашла его в букинистическом в Туле за 200 рублей. Этот магазин я ограбила, вынесла всё, что было про Толстого, в том числе склеенный вручную альбом «Празднование сколько-то-летия Толстого в каком-то селе». Там есть снимок мужчины, который наряжен в Толстого, и ходит такой злой. Прекрасная вещь. Жалко, не вошёл в книгу.
Вообще, все книги, которые я делала, — про меня. Всегда случаются такие удивительные жизненные совпадения… Например, когда я искала, чем предварить книгу про академика Сахарова, я нашла отправленное ему письмо на адрес «Всемирное министерство прав человека в Советском Союзе». Фамилия отправителя была Гущин. Вот я не шучу! Фантастическое совпадение! Или одна из первых деревень, куда Толстой приехал спасать людей от голода, называлась Гущино. То есть тоже про меня.
А как ты собирала истории и какие были источники, кроме «Детства»?
Когда задумываешь работать над чем-то большим и монументальным, как жизнь Толстого или Сахарова, важно, чтобы ты любил своего героя. Толстого я полюбила сразу: это связано с моим детством, к тому же мне было интересно и смешно находить причины его слёз. Поэтому я сразу обратилась к серьёзным источникам: например, ЖЗЛ Толстого, написанная Виктором Шкловским, — очень меланхоличная, спокойная, мелодичная книга. Важным источником была «Жизнь Льва Толстого» Андрея Зорина — биография писателя на 200 страницах. Я созванивалась с Зориным, чтобы обсудить книгу, — это было счастье. Потом я искала что-то о Толстом как живом человеке, с его ошибками, страхами, — здесь хорошую роль сыграла книга Павла Басинского «Бегство из рая». Басинский пишет ретроспективно, от катастрофы, побега из Ясной Поляны, обратно к детству; в ней много слухов, сплетен — это делает толстовский образ очень живым. Дальше был Горький, «Лев Толстой», тоже книга неоднозначная. Горький как бы хитрит: то говорит, что Толстой — как памятник, сделал идола сам из себя; то смотрит на него как на пожилого, уставшего человека. Получилось четыре совсем разных книги — и сверху они чуть-чуть шлифуются фильмом Вуди Аллена «Любовь и смерть». Что-то вроде очень вольной… даже не экранизации, а такого лёгкого перебега по волнам толстовских произведений. Невероятно смешной фильм, много лёгкости в мою книгу добавил.