«Я собирала вещи, а перед глазами — он, грозящий ножом ребёнку»: история карантина с домашним насильником
Как потеря денег, алкоголь и страх неизвестности во время пандемии обнажили агрессию.
За апрель 2020 года некоммерческие организации, помогающие жертвам домашнего насилия в России, получили больше 13 тысяч жалоб — это в 2,5 раза больше, чем в марте. Авторы законопроекта о домашнем насилии попросили вице-премьера Татьяну Голикову принять дополнительные меры по защите жертв на время карантина. Но Совет Федерации решил вообще приостановить доработку документа из-за пандемии коронавируса.
Правозащитники прогнозировали всплеск домашнего насилия ещё в начале апреля, когда в России ввели всеобщий режим самоизоляции. Китай, Франция, Бразилия, Италия и многие другие страны, в которых карантин начался раньше, к тому времени уже столкнулись с его последствиями. Опасения оправдались — всё больше россиян, запертых дома с агрессорами, обращаются в кризисные центры.
Одной из тех, кто пострадал от домашнего насилия в этот период, стала москвичка Валерия. Она нашла в себе силы уйти от сожителя, но всё ещё опасается за свою безопасность, поэтому TJ изменил некоторые имена в её истории.
***
Мне 27 лет, Георгию (имя изменено) — 42. Мы вместе с 2013 года. В 2016 году он впервые меня избил. Так сильно, что я попала в НИИ имени Склифосовского. Он безумно извинялся, говорил, что перепил на своём дне рождения и пробовал что-то курить, умолял его простить. И я простила. Не знаю, почему. Я просто очень сильно его любила, а до этого у нас всё было хорошо.
Мы не состояли в официальном браке из-за проблем с документами. У него нет российского гражданства, а грузинские документы не подтверждены здесь официально. Когда я забеременела, он вёл себя, как идеальный мужчина. У нас родился сын, Максим (имя изменено), сейчас ему два года и семь месяцев.
«Слово за слово, и началось месилово»
Я сидела с ребёнком в декрете, и, видимо, это называется «финансовая зависимость» от сожителя. Но вообще я не знаю, как это назвать. Всё, что он зарабатывал на своём «деле», он отдавал за квартиру. Мы жили на мои сбережения, которые я накопила до декрета. К началу карантина эти деньги закончились. То, на чём зарабатывал Георгий, тоже накрылось. Я начала давать уроки английского онлайн. Получалось редко, ведь я могла заниматься только во время дневного сна сына, а муж отказывался с ним помогать.
Он продолжал говорить: «Ты ничего не делаешь, не понимаешь, как мне тяжело». Мы жили за мой счёт, я воспитывала ребёнка, занималась всем домом, а он мне предъявлял, что я ничего не делаю.
Ко всему прочему, у нас очень активный сын, которому сложно сидеть взаперти. Нервы у Георгия стали подшатываться, он срывал всю злобу на мне. Каждый день он уезжал тусоваться к своему брату и друзьям. Обычно мне приятно самой заниматься ребёнком, и то, что Георгий не проводил всё время дома, было комфортно. Но в изоляции я очень устала, хотелось хотя бы ненадолго закрыться в комнате наедине с собой.
В один из апрельских вечеров я попросила мужа приехать пораньше — помочь искупать сына или вывезти нас прогуляться по набережной. Он стал кричать, что я сумасшедшая, должна сидеть дома и не вытаскивать ребёнка. Я подумала — ну ладно, у него сейчас сложная ситуация, и отстала.
Я пошла сама купать ребёнка, а Георгий сказал, что сходит переговорить с соседом и вернётся. Обычно он встречается с ним на часик на лестничной площадке и возвращается. Но тут пропал надолго, и я поняла, что они уже где-то сели и пьют. У нас в округе не было никаких магазинов, кроме двух винных прямо в нашем доме, и соседи от безделья уже, кажется, сделали выручку этим магазинам на ближайшие несколько месяцев. Георгий не алкоголик. Но вся эта ситуация, когда нечего делать, ни завтра, ни послезавтра никуда не надо, приводит к мысли — почему бы нет. В итоге он просидел там до половины четвёртого утра.