8 явлений, которые помогут понять культуру Австралии
Веджимайт, Сиднейская опера, австралийский футбол, AC/DC, утконос, квокка и другие звери.
День АНЗАК
Почему для австралийцев важнее память о поражениях, чем о победах
Автор Елена Говор
Каждый год 25 апреля по всей Австралии отмечается священный для австралийцев праздник — День АНЗАК. В этот день в 1915 году части Австрало-новозеландского армейского корпуса (АНЗАК) вместе с войсками союзников высадились под шквальным огнем турецкой артиллерии на полуостров Галлиполи у пролива Дарданеллы. Союзники стремились установить контроль над проливом, открывавшим выход в Черное море, и помочь России, которая вела войну на два фронта — в Европе и в Закавказье. При высадке на Галлиполи и во время последующих кровопролитных боев погибли тысячи австралийских солдат, и восемь месяцев спустя войска вынуждены были отступить с полуострова, так и не выполнив поставленных задач.
Память о трагическом дне высадки на полуострове Галлиполи стала для австралийцев символом всех войн, в которых участвовала Австралия. День АНЗАК отмечают очень камерно: люди всех возрастов рано утром сходятся у кенотафов в городских парках и поминают своих земляков, которые погибли вдалеке от дома в разные годы.

Но австралийцы помнят об этом дне не только как о трагедии. В обществе закрепилась идея, что именно неудачная галлиполийская операция помогла нации обрести себя, ощутить свою идентичность и место в мире. К началу Первой мировой войны жители Австралийского Союза, государства, созданного в 1901 году из шести британских колоний, еще ощущали себя частью Британии, и воевать многие из них отправились за британского короля и империю в составе Австралийских имперских сил*.
*Австралийские имперские силы — экспедиционные войска Австралийской армии периода Первой мировой войны.

На Галлиполи брошенные верховным британским командованием в бойню как пушечное мясо австралийские солдаты и офицеры осознали, что выстоять они смогут только благодаря собственной стойкости, находчивости и товариществу. Символом стал австралийский народный герой Джон Симпсон, санитар-носильщик, который приспособил бесхозного ослика и, беззаботно насвистывая, вывозил раненых по крутым гористым склонам Галлиполи до тех пор, пока не погиб сам. Именно скульптура Симпсона с осликом, а не главнокомандующего армией стоит у входа в Австралийский военный мемориал в Канберре.



В отличие от британской армии с ее давними классово-сословными традициями в австралийской армии возобладали принципы эгалитаризма, а тот факт, что армия была добровольческой, усиливал это единство: субординация сохранялась, но солдаты и офицеры относились друг к другу куда более дружески, чем это было принято в Британии.
Сохранился дневник сигнальщика Эллиса Силаса с рассказом об одном из боев на Галлиполи. Его командир, «старина Марджи», видя, что солдаты их батальона, посланные под прямой огонь, оказались без прикрытия, был в отчаянии: «Мои бедные парни… они все погибнут; если бы только я мог их отозвать обратно. <…> …я не хочу терять моих мальчиков зазря», — но попытки посыльного прорваться через огонь и отозвать их были безуспешны.



Из галлиполийского пекла добровольцы Австралийских имперских сил вышли анзаками: теперь они называли себя именно так. Более того, они осознали себя не британскими колонистами в Австралии, а новой нацией, австралийцами. Одним из первых эту трансформацию заметил Корней Чуковский. В марте 1916 года он отправился в Англию с делегацией русских писателей и журналистов. В тренировочном лагере под Лондоном они встретились с анзаками, переброшенными туда после трагедии Галлиполи. Проведя целый день с австралийцами, Чуковский подметил характерные черты легендарных анзаков — мужество, свободолюбие, открытость и достоинство: «Отправляясь в их лагерь, я думал, что увижу обалделую чернь со следами катастрофы на лицах, а увидел беззаботных красавцев с телами гладиаторов и глазами детей. <…> Но разве можно так скоро расстаться с этим фантастическим лагерем фантастически свободных людей, пришедших из своей легендарной страны добровольно умереть за Европу, которой никогда не видали!»

Легендарные анзаки стали своего рода духовными отцами молодой нации, но «легенда анзаков» не застыла во времени — каждое новое поколение австралийцев заново ее осмысляет и дополняет свое представление о реальных событиях войны новыми фактами.
К примеру, сейчас уже признано, что среди анзаков были не только австралийцы, но и представители других этносов и культур — и в том числе около тысячи иммигрантов из Российской империи. Российские анзаки составляли самую крупную не англо-саксонскую национальную группу в австралийской армии. Имя каждого погибшего россиянина — всего их 167 человек — увековечено на стенах Австралийского военного мемориала, а австралийским командиром «Марджи» оказался капитан Лазарь Марголин, выпускник Белгородской гимназии, а затем виноградарь палестинской колонии Реховот, которого судьба забросила на золотые прииски Австралии.
Источники
Adam-Smith P. The ANZACs. Melbourne, 1978.
Cochrane P. Simpson and the Donkey Anniversary Edition: The Making of a Legend. Melbourne, 2014.
Govor E. Falling Stars: The story of Anzacs from Ukraine. Canberra, 2017.
Govor E. Russian Anzacs in Australian History. Sydney, 2005.
Anzac Day. Beyond Gallipoli: new perspectives on Anzac / edited by R. Frances and B. Scates. Melbourne, 2016.
Баллады буша
Как важнейший жанр австралийской поэзии начался с песен беглых каторжников
Автор Елена Говор
Баллады буша — самый известный и узнаваемый жанр австралийской литературы. Истоки его — в народной поэзии первых поселенцев, которых ссылали в Австралию из Великобритании начиная с конца XVIII и на протяжении первой половины XIX века. Австралия на первых порах была для ссыльных чуждой землей, а вдохновляло их стремление к свободе и товарищество:
Вперед, сердца отважных! Мы выси гор пройдем; Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем. Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах, — Но никогда, но никогда не будем жить в цепях*.
*Отрывок из баллады «Сорванец». Перевод Галины Усовой.


Английское слово bush, от которого баллады получили свое название, означающее «заросли», «лес», приобрело в Австралии новое значение: дикая, неосвоенная территория, а затем и шире — сельская местность в ее противопоставлении городу. Именно в буше скрывались беглые ссыльные, бежавшие с каторги. По мере того как колонии заселялись, к ним присоединялись и бунтари из переселенцев, нарушившие закон. От слова «буш» они получили свое австралийское название — бушрейнджеры, лесные разбойники. В фольклоре они часто представали австралийскими Робин Гудами, которые грабили богатых и помогали бедным. Самым известным бушрейнджером был Нед Келли: в мифологизации его образа большую роль сыграли картины Сидни Нолана.



Во второй половине XIX века, по мере того как шло освоение континента и росло поколение людей, для которых Австралия стала домом, фольклорную традицию продолжили поэты австралийских колоний. Они воспевали героизм первопроходцев:
Не хотят они знать, что ждут их в пути
Жажда, голод, песчаный буран.
Неизведанный Запад зовет их туда,
Где вьет гнездо пеликан*.
*Отрывок из стихотворения Мэри Футт «Где вьет гнездо пеликан». Перевод Галины Усовой.
Авторы баллад поэтизировали и повседневную жизнь первопоселенцев — фермеров, которые жили уже оседло, но вынуждены были справляться с тяжелыми условиями фронтира*. Архетипическим образом стал бродяга-свэгмен, который в поисках работы идет от фермы к ферме со скаткой-свэгом**. Он увековечен в песне-балладе «Плясунья Матильда» Эндрю Бартона «Банджо» Патерсона (1864–1941), которая одно время даже претендовала на роль гимна Австралии. В ней звучит все та же тема свободы и презрения к властям, что и в народной поэзии, но текст наполнен австралийским колоритом и сленгом: например, Матильда — это австралийское название скатки свэгмена, а «вальсировать с Матильдой», значит «тащить скатку».
*Фронтир — от английского frontier, буквально граница между освоенными и не освоенными поселенцами землями.
**Свэг — от английского swag («котомка, узел с вещами») — одеяло, в которое складывали пожитки, скатывали и носили за спиной. К такой скатке можно было подвесить чайник или котелок.
Другое классическое произведение Патерсона — баллада «Парень со Снежной реки», живописующая охоту на диких лошадей и воспевающая удаль и бесстрашие колонистов.
Его стихотворение «Кленси с Бурного ручья» стало своего рода поэтической апологией австралийского буша: сельская свобода противопоставлена городу, угнетающему и нивелирующему человеческую личность. Герой стихотворения, горожанин, вспоминает о своем друге Кленси, гуртовщике* скота:
*Гуртовщик — погонщик.
Мне стада и дали снятся, — вот бы с Кленси поменяться,
Жить и знать, что вся природа в холода и зной твоя…
Не блюдя почтовых правил, я письмо ему отправил
На далекий, милый Лаклан, где встречались он и я,
Но ответа ждал не очень, ибо адрес был не точен,
На конверте красовалось: «Кленси с Бурного ручья».
А вчера случилось чудо, мне ответ пришел оттуда
(Так напишешь только пальцем, если палец твой в смоле).
Парень с фермы на досуге сообщил о бывшем друге:
«Он ушел со стадом в Куинсленд, жив, так бродит по земле».
Я узнал, конечно, мало, но фантазия взыграла, —
Вниз по Куперу дорога, путь один из года в год, —
От реки ползет прохлада, Кленси едет возле стада…
Если б видел горожанин то, чем счастлив скотовод!
Гуртовщик повсюду дома, вся земля ему знакома,
Внемлет ветру он, и птицам, и журчанию реки,
В полдень солнце жжет долины, вечера свежи и длинны,
По ночам над головою — звезд извечных светляки.
Ну, а я в гробу конторы тщетно жду луча, который
Щель случайную отыщет меж громадами домов…
Смрад, жара, отбросов кучи, воздух города вонючий,
Оседая грязью в легких, задушить меня готов.
Мне взамен мычанья стада днем и ночью слушать надо
Громыхание трамваев, завывание машин,
Вопли горя, крики злобы, плач детишек из трущобы,
Что доносится сквозь вечный шум шагов и шорох шин.
Люди серым цветом кожи здесь на призраков похожи
И теснятся и толкутся друг у друга на пути.
Нет ни свежести, ни силы, люди слабы, жалки, хилы,
Из-за спешки горожанам просто некогда расти.
Мне стада и дали снятся, — вот бы с Кленси поменяться,
Жить и знать, что вся природа в холода и в зной твоя…
Пусть он бич оставит тяжкий и возьмется за бумажки, —
Но боюсь, не согласится Кленси с Бурного ручья*.
*Перевод Анатолия Сендыка.

Австралия поэта Генри Лоусона (1867–1922) часто трагична, но тем не менее это земля, с которой герой уже связан кровными узами:
Там фермы, пастбища, кусты,
Фургоны, поезда,
И одинокие кресты,
И шумные стада.
Там звезд мерцает чешуя,
Там острых гор гряда,
Там дом, там родина моя —
Долина Никогда*.
Никогда-Никогда (Never-Never) — так называли в Австралии Дикий Запад, внутренние засушливые районы.
*Отрывок из стихотворения «Никогда-Никогда». Перевод Анатолия Сендыка.
Доротея Маккелар (1885–1965) в своем стихотворении «Моя страна» восстает против сохранения в Австралии английских шаблонов дома и родины:
Я дочь горбатой, рыжей,
Обугленной страны,
И мне твои газоны и рощи не нужны.
Люблю закат огромный,
Огнисто-кровяной,
Люблю красу и ужас
Моей земли родной*.
*Перевод Аркадия Штейнберга.
Расцвет баллад буша пришелся на рубеж XIX–XX веков. В современной Австралии жанр утратил былое значение: многие реалии и сленг далеки от современной жизни. Коснулся баллад буша и продолжающийся пересмотр ценностей колониального общества с его доминирующей ролью мужчины и игнорированием происходивших при колонизации несправедливостей по отношению к коренным жителям страны. Русский поэт Константин Бальмонт, побывавший в Австралии в 1912 году, одним из первых восстал против идеализации образа австралийского колониста, захватывающего земли аборигенов:
Там, где Черные слагали стройный пляс, —
Одинокий белоликий волопас.
Там, где быстрая играла кенгуру, —
Овцы, овцы, поутру и ввечеру.
Тем не менее русскоязычные читатели из всей австралийской поэзии лучше всего знают именно баллады буша — во многом благодаря мастерству русских переводчиков, переводивших их в 1960-х годах.
Источники
Петриковская А. С. Генри Лоусон и рождение австралийского рассказа. М., 1972.
Берег Юмереллы. Австралийские народные песни. В пер. Г. С. Усовой. СПб., 2019.
Где вьет гнездо пеликан: поэзия Австралии XIX и XX веков. Сорок шесть австралийских поэтов в переводах Галины Усовой. СПб., 2015.
Поэзия Австралии. М., 1967.
Алан Маршалл
Как автор истории о мальчике на костылях стал популярен в СССР
Автор Дина Батий
Алан Маршалл (1902–1984) известен в первую очередь как детский писатель благодаря автобиографической повести «Я умею прыгать через лужи». В книге он рассказывает, как в шесть лет перенес полиомиелит и с тех пор ходит на костылях, но ни в чем не уступает сверстникам: прыгает через лужи, залезает в жерло вулкана, дерется с обидчиками, плавает и даже ездит верхом.


«Я умею прыгать через лужи» — первая часть автобиографической трилогии. В ней Маршалл показал природу буша, особенности местного быта (например, домашние опоссумы) и проблемы деревенских жителей. Так, его отец, превосходный объездчик лошадей, постепенно становится невостребованным: кому нужны лошади, когда появились автомобили? На глазах Маршалла эта профессия уходит в прошлое, как и сельская Австралия начала XX века.
Именно этой Австралии он посвятил большую часть рассказов, вошедших в сборники «Расскажи про индюка, Джо» (1946) и «Молотами по наковальне» (1975). Главные герои — провинциальные взрослые, открытые миру дети, а также животные, которых истребляют охотники (собаки динго, утки и кенгуру). Это мир детства Маршалла, к которому он возвращается на протяжении всей жизни.

«Я умею прыгать через лужи» была опубликована в 1955 году и быстро стала популярна за пределами Австралии. Читателям понравилась история мальчика на костылях, которого возмущала чужая жалость: «В детстве бездействующая, ставшая бесполезной нога не вызывает стыда; лишь когда научаешься распознавать взгляды людей, не умеющих скрывать свои чувства, появляется желание избегать их общества».



Алан Маршалл был против особенного отношения к людям с инвалидностью и разрушал стереотипы об их неполноценности. Работал, путешествовал, а также отвечал на многочисленные письма детей с разными недугами. В 1972 году он получил орден Британской империи за заслуги перед инвалидами.
В продолжении трилогии — повестях «Это трава» (1962) и «В сердце моем» (1963) — действие разворачивается в Мельбурне до и во время Великой депрессии. Главный герой этих книг — юноша на костылях — не может найти занятие.


Маршалл никогда не расставался с блокнотом и всех героев списывал с реальных людей. С конца 1940-х писатель исследует уникальность своего континента и отправляется на острова Торресова пролива — в поселения аборигенов. В 1947 году он девять месяцев жил в разных племенах, записывая их сказки и мифы: «На Западе персонажи легенд — сильные, выдающиеся личности или отважные воины, а у австралийских аборигенов это обыкновенные люди, действующие в облике животных». Очерки вошли в книгу «Мы такие же люди» (1948).

Выходец из бедной семьи, антифашист и сторонник коммунистических идей, защитник рабочих, автор текстов в духе соцреализма, в том числе в леворадикальном журнале «Голос рабочих», Алан Маршалл считался в СССР хорошим писателем. Его книги переводились на русский язык, сам он несколько раз приезжал в Советский Союз, а его восторженные впечатления от страны публиковались в «Правде» и «Огоньке». Большинство книг Маршалла, возглавлявшего общество «Австралия — СССР», переведены на русский.
Источники
Маршалл А. Избранное. М., 1986.
Полевой Б. Н. Об Алане Маршалле и его книге.
А. Маршалл. Я умею прыгать через лужи. М., 1969.
Рознатовская Ю. Л. Но сердце нашло дорогу и цель.
А. Маршалл. Я умею прыгать через лужи. М., 1969.
Jennings P., Embling О., Koval R. Books and Writing. ABC Radio National. 4 May 2002.
Marks H. I Can Jump Oceans: The World of Alan Marshall. Melbourne, 1976.
The Cambridge History of Australian Literature. Cambridge University Press, 2009.
Сиднейская опера
Как придумывалось и строилось самое знаменитое здание в мире.
Автор Мария Фадеева
В 1978 году была основана Притцкеровская премия (ее называют «архитектурной Нобелевкой»), а в 2002 году лауреатом впервые стал австралиец — Гленн Меркатт. Архитектора наградили за проекты очень «правильных» жилых домов — экологичных, сдержанных по форме и глубоко продуманных с точки зрения планировки и климатических условий Австралии. Такое решение жюри поразило весь архитектурный мир: предыдущие лауреаты были известны своими радикальными высказываниями как в теории, так и на практике.