Россия и мир | Тема номера
Ленин, Сталин, аппарат
Через 100 лет после октября ясно: ленинское наследие живет — в наших умах
В июне 1921 года Ленин по-свойски пожаловался старому знакомому Григорию Шкловскому на то, что новое поколение партийцев не очень к нему прислушивается: «Тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и др. Есть и предубеждение, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне... Это мне крайне больно. Но это факт... ”Новые“ пришли, стариков не знают. Рекомендуешь — не доверяют. Повторяешь рекомендацию — усугубляется недоверие, рождается упорство: ”А мы не хотим!!!“ Ничего не остается: сначала, боем, завоевать новую молодежь на свою сторону».
Письмо кажется невероятным. Ленин — хозяин страны, вождь мирового коммунистического движения, ради него идут на смерть, горы сворачивают и правительства свергают. И он ощущает недоверие в собственной партии?
Красный милиционер
Октябрьский переворот — не революция, а контрреволюция. Октябрь отменил политические и социальные завоевания, которых добилась Россия до и после Февраля 1917 года. Только кажется, что за Лениным пошли те, кто мечтал продолжить революционный разгул. Большинство людей привыкли полагаться на начальство — и не выдержали его отсутствия. Исчезновение государственного аппарата, который ведал жизнью каждого человека, оказалось трагедией. Люди верно угадали, что большевики установят твердую власть.
Александр Изгоев, член ЦК кадетской партии, записал услышанные им в революцию слова относительно большевиков: «Народу только такое правительство и нужно. Другое с ним не справится. Вы думаете, народ вас, кадетов, уважает? Нет, он над вами смеется, а большевиков уважает. Большевик его каждую минуту застрелить может».
Общество легко вернулось в управляемое состояние, когда люди охотно подчиняются начальству, не смея слова поперек сказать и соревнуясь в выражении верноподданничества. И все покорно соглашаются: да, мы такие, нам нужен сильный хозяин, без него никуда.
«Против наших окон стоит босяк с винтовкой на веревке через плечо — ”красный милиционер“,— записал в дневнике Иван Бунин.— И вся улица трепещет так, как не трепетала бы прежде при виде тысячи самых свирепых городовых…»
«На каждого интеллигента должно быть дело»
Две революции, Гражданская война и массовая эмиграция открыли массу вакансий. Классовый подход изменил принципы выдвижения. Право на жизненный успех, на большую карьеру получили те, кто в конкурентной среде едва ли бы пробился.
Ленин был неприятно удивлен: «Не нам принадлежит этот аппарат, а мы принадлежим ему». Но это было творение его рук.
«Культурный уровень большинства советских властителей был не высок,— вспоминал художник Юрий Анненков.— Несовместимость интеллигентов с захватчиками становилась ясной уже в первые годы революции. Объединение и совместные действия этих столь разнородных элементов были только результатом случайного совпадения: рано или поздно они должны были оказаться противниками. И, как всегда в такой борьбе, интеллигенции было предназначено потерпеть поражение».
Из партии быстро вымывался образованный и интеллигентный слой — учащаяся молодежь, студенты, преподаватели, ученые, неравнодушные люди, которые жаждали обсуждений, дискуссий, полнокровной политической жизни, борьбы различных мнений.
Нарком просвещения Анатолий Луначарский жаловался наркому внешней торговли Леониду Красину: «Я считаю чрезвычайно важным достичь благоприятного процентного соотношения пролетариев и непролетариев в нашей партии, но я никак не думал, что это будет достигаться одновременным разгромом интеллигентской части партии. И Вы, и я одинаково уверены, что без интеллигенции вообще новое государственное строительство пойти не может и что средний уровень нашей партии в смысле культуры и в смысле знания отдельных высококвалифицированных специальностей достаточно-таки низок… Большего распада я от нашей великой партии никак не ожидал. Люди начинают бояться друг друга, боятся высказать какую-нибудь новую свежую мысль, судорожно цепляются за ортодоксию, судорожно стараются заявить о своей политической благонадежности, а часто подтвердить ее бешеными нападениями на соседей… Я не знаю, Леонид Борисович, что мы можем предпринять».