Культура | Персона
«Мне просто повезло»
В середине ноября в Москву приезжал итальянский режиссер Нанни Моретти. Кинокритик Андрей Плахов пообщался с классиком, а также поделился своими впечатлениями от этой встречи
Когда мне позвонили из итальянского посольства и попросили модерировать встречу с Нанни Моретти, я мысленно вернулся на двадцать с лишним лет назад. Именно тогда, начав ездить на международные кинофестивали, я познакомился с фильмами режиссера, в ту пору совсем неизвестного в России. Помню, в Торонто показывали ретроспективу еще довольно молодого автора: она называлась ни много ни мало «Итальянский Ренессанс». На фестивале в Роттердаме шел цикл «Нарциссизм в кино»: ключевым персонажем оказался Моретти. Я как киновед был воспитан на великом итальянском кинематографе — Висконти (о нем писал диплом и диссертацию), Феллини, Антониони, Пазолини, Бертолуччи… К концу 1980-х годов одни из гигантов покинули этот мир, другие продолжали снимать, но их новые ленты уже не вызывали такого волнения. Казалось, пассионарный взрыв в этой кинематографии кончился, и мне трудно было поверить в новых итальянских режиссеров, таких как Роберто Бениньи или Массимо Троизи. Нанни Моретти сначала поставили с ними в один ряд, поскольку все трое тяготели к жанру печальной комедии — вполне традиционному для итальянского кино. Однако Моретти в этот ряд не вписался и очень скоро стал восприниматься как самостоятельное явление. В первых же своих фильмах он предложил свежую насмешливую интерпретацию вечной проблемы поколений. Сразу сформировался и центральный персонаж кинематографа Моретти. Это сыгранный самим режиссером Микеле — его альтер эго, целлулоидный брат, его эксцентричная утрированная маска. В этом снайперски придуманном и воплощенном типе ярче всего запечатлелись импотенция, анемия и внутренняя истерика поколения невротиков, «ударенного» 1968 годом. Моретти — один из самых отъявленных нарциссов современного кино. В каждом фильме он любуется своим физическим и социальным телом, воинственно отторгая его от системы коммуникаций, подвергая «шизоанализу» и «параноидальной критике», но при этом холя, лелея и заботясь о его комфорте. Переживая тихий апокалипсис, Моретти находит возможность истеричного согласия с миром. Тем самым он разрушает и остатки жанровых структур: его гэги и парадоксы носят идеологический характер; его трагедии лишены катарсиса; его сардонический юмор почти перестает быть смешным. Увидев в свое время картину «Месса окончена», я почувствовал, что в Италии появился режиссер не просто со своим почерком, но со своим миром, достойным великих предшественников. Отец Джулио, облаченный в сутану, остается все тем же альтер эго режиссера, только умудренным более длительным и горьким опытом. Вместе со своими сверстниками он пережил эпоху революционных утопий, дистанцировался от каннибальских форм левачества, но при этом с ностальгией вспоминает о временах, когда люди верили во что-то, кроме кредитной карточки. Теперь ностальгию вызывает все, что возвращает аромат прошлого: снятая с производства марка леденцов,