Неделя | Смысл
Шаляпин, повар и мелкие бесы
Всплеск общественной дискуссии о крепнущей отечественной цензуре в очередной раз напоминает: у черносотенцев и большевиков одна общая черта — неспособность к диалогу
Сегодня мне приснилось, что я — друг цензуры. Вместе с властью, телевизором и вечным покоем. Я иду в Кремль и требую запретить все и всех подряд. О, это так актуально! Запретить культуру и всякие другие плюрализмы… Жить на монорельсе… Исключительно на монорельсе… А в Кремле смеются: что с тобой? ты же всю жизнь вроде был против цензуры… Черт знает что может присниться в полярную зиму!
Полярная зима любит полярные крайности. Одни становятся черносотенцами, другие — большевиками. Польза от обеих партий лишь в том, что Россия становится полигоном дьявольских испытаний, приятных исключительно в качестве литературного триллера. Когда ты дышишь ненавистью и непримиримостью взглядов, вонь изо рта становится невыносимой. Сначала воняла одна телевизионная крайность, теперь одна вонь подтолкнула другую. Я по-прежнему выбираю вторую вонь, но все с меньшей уверенностью в своем выборе.
У нас обожают пьяные разборки.
Философ Василий Розанов доставал своими вопросами литературного критика Николая Страхова. Какую эпитафию на могиле желали бы? «Я хотел быть трезвым среди пьяных»,— сказал Страхов и все проиграл. Кто его знает? Кому нужен этот толковый друг Льва Толстого? Другое дело Чернышевский или Константин Леонтьев. Ну эти тоже только для затравки. А так широкая душа требует Ивана Грозного, Сталина, Берию, а другая душа-буревестник, изнывая, опять и опять мечтает о кровавой революции, новой люстрации и страшном Гаагском суде.