Культура | Персона
«Самое смешное — когда шутка не удалась»
Звезда Instagram (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена), которую смотрят полтора миллиона подписчиков, актриса Ирина Горбачева рассказала «Огоньку» о прелести нелепостей и трудности их восприятия
— Главное, что поражает в истории с вашими видеоработами — неважно, благожелательные реакции или нет,— люди не понимают, с какой культурой имеют дело. «Девушка красивая, но юмор для идиотов»,— очень типичная реакция. В этой оценочной системе не хватает важного слова. Собственно, то, что вы делаете,— признанная во всем мире культура, культура абсурда. Но подавляющее большинство ваших подписчиков с ней не знакомо. И это затрудняет понимание. Вы задумывались об этом?
— С одной стороны, конечно, я понимаю, что я делаю. С другой — актеру нельзя теоретизировать, когда он шутит. Нужно сосредоточиться на содержании, на том, что делаешь в данный момент. Первоначально эти сценки — результат внутренней театральной игры. Актеры между собой часто абсурдически шутят, как бы перешучивают собственных персонажей. Но для меня это было изначально опасным мероприятием. Мне казалось, что я могу получить за это по шее.
— От кого?
— Получается, я эксплуатирую известные образы, мне не принадлежащие. И, в принципе, мне могут сказать: «Ира, это же няня из ”Трех сестер“. Или — это же образ из ”Безумной из Шайо“». И я, честно говоря, опасалась, что в какой-то момент мне это скажут. Но все оказались очень лояльны к мне. Это все пока проходит по разряду «театральных шуток».
— Вы учились в Щукинском театральном институте, наверняка с культурой абсурда знакомы. Кроме того, в театре Фоменко редкий по нынешним временам репертуар — Брехт, Джойс, Ионеско. Если все это учитывать, ничего странного нет в том, что вы так шутите…
— …плюс еще одна составляющая: я фанат клоунады. Она меня интересовала с института. Я была одержима клоунадой, и после института мне очень хотелось связать свою жизнь именно с эти жанром.
— Почему?
— Клоунада — чистое искусство, как музыка или писательство. Клоун — свободный художник. Сам себе и актер, и режиссер. Сам придумал, сам воплотил. Плюс если ты еще находишь единомышленников и если это еще имеет какой-то отклик у зрителя, ты, в принципе, как поп-музыкант, независим ни от кого. В этом есть свобода. В институте и даже после выпуска я имела наглость втянуть однокурсников в одну авантюру, сделать собственный спектакль. И я успела почувствовать эту свободу, находясь на сцене.
— Когда вы пришли в театр Фоменко, у вас уже сформировался, что называется, собственный план?
— Когда приходила, у меня был план, да. Я еще на отборочном туре сказала, что хотела бы заниматься клоунадой. Меня спросили: «Зачем вы тогда идете в театр?». На что я ответила, что артисту нужна практика. Плюс еще место работы. К театру на тот момент я относилась как к тренажеру, наверное.
— Все это ассоциируется с бродвейской культурой, стенд ап камеди. Что-то среднее между цирком и театром…
— В последние годы я задумываюсь об этом. Есть театральная публика, есть известные театры — это один род театрального удовольствия. А есть удовольствие другого рода, которое ты получаешь, например, после «Снежного шоу» Славы Полунина… Я поняла, что у меня сильная внутренняя потребность в невербальном театре. Он меня затягивает. Театр тела, театр жеста, в который ты вкладываешь собственный смысл. Это заставляет работать на другом уровне, без помощи слов. Меня, как зрителя, текстовым театром трудно удивить…
— Наш театр, к сожалению, не знаком с понятием телесности: взаимосвязи телесной и душевной составляющих в человеке. Все это вместе, вероятно, вас угнетало, копилось и нашло выход в этих видео?.. К счастью, благодаря интернету теперь есть возможность построить карьеру вне официальной иерархии, в параллельном пространстве.