Россия и мир. Память
«Знать ничего не хотят»
12 марта не стало Анатолия Сергеевича Черняева, необычайно светлого и чистого человека. Он прошел войну, занимался наукой, но большую часть жизни проработал в ЦК КПСС: во времена Н.С. Хрущева и Л.И. Брежнева был референтом, а позднее и заместителем заведующего международным отделом, в горбачевское правление — помощником генсека по международным делам. Все эти годы он вел дневник, который смело можно причислить к разряду самых откровенных и ярких документов минувшей эпохи. «Огонек» публикует отрывки из этих записей, касающиеся последней десятилетки застоя — периода, который предопределил крушение советской державы
1972 год. Обсуждался доклад Андропова в связи с обнаруженным на Украине документом. Написан он еще в 1966 году группой националистов. Суть — против «русификации» и за отделение. Между тем, как говорил на ПБ (политбюро ЦК КПСС.— «О») Пономарев, никогда за всю историю советской власти не было такой «украинизации» Украины. Я, говорит, привел такой факт: ведь со времен Мануильского и еще раньше Пятакова и др. первыми секретарями на Украине были не украинцы: Каганович несколько раз, Постышев, Хрущев и др. Так было до Подгорного. А теперь единственное «деловое» и «политическое» качество при подборе кадров — является ли украинцем? Если да, значит, уже хороший. Это сказал Щербицкий, который гораздо резче и самокритичнее выступал на ПБ, чем Шелест. Брежнев: я, говорит, общаюсь с Петром Ефимовичем (Шелестом) по телефону почти каждый день, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации и т.п. вещах. А ведь с 1966 года ему и ЦК КП Украины известен этот документ, известна деятельность националистов и ни разу ни одного слова он об этом мне не сказал. Не было для него тут со мной проблемы. Или: когда уже стало все это известно, поднимаю трубку, спрашиваю у Петра Нилыча (Демичева), что он об этом думает. Он стал заверять, что ничего особенного, разобрались, мол, и т.д. Такова позиция нашего главного идеолога. Вот так. А вообще-то надо смотреть в корень. К Брутенцу сходятся некоторые армянские и азербайджанские нити. И ему рассказывают, что нелюбовь и даже ненависть к русским растет на почве распространения убеждения (которое, кстати, широко внедряет сам местный партийный и государственный аппарат — как алиби для себя), что все идет плохо потому, что все сверху зажато, а там — вверху — сидят русские и руководят некомпетентно, неграмотно, глупо. Отличие нынешнего национализма в том, что его главным носителем является именно национальный аппарат, а истоки его в том, что «бывшие колониальные окраины» живут много лучше, чем российская «метрополия», они богаче и чувствуют «свои возможности». Благодарность же — не политическое понятие.
Фото: Станислав Красильников / ТАСС
1974 год. Живем вроде в обстановке «всеобщего порядка и спокойствия», в отличие от всяких заграниц. А там инфляция, безработица, забастовки, социальная ненависть, нападения и похищения людей, взрывы бомб в магазинах и кафе, а то и просто военные действия — стреляют из пушек и бомбят и во Вьетнаме, и на Ближнем Востоке. Судят и казнят, например, в Эфиопии. Не слишком ли нам спокойно?! Не закоснели ли мы в своем видимом благополучии, а оно, должно быть, действительно массовое. Недели две назад прошел слух, что с 1 января подорожают кофе и полотняные ткани. Так магазины были буквально опустошены. Люди расхватывали все — пододеяльники, простыни, наволочки и прочее белье на сотни рублей в одни руки! А кофе покупали даже такое, которое, наверное, лежало годами и давно выдохлось.
1975 год. Сделано великое дело — разрядка. Автор ее — Брежнев. Но мы подошли к рубежу в этом процессе, когда не знаем, что делать дальше. Она имеет перспективу, если будет продвижение вперед. Иначе неизбежно какое-то новое издание холодной войны. Жискар в своей нашумевшей речи на обеде в Кремле очень точно сформулировал, куда только и можно идти дальше. А именно: два направления — разоружение и отказ от холодной войны в области идеологии. Мы не идем ни на то, ни на другое. Да и они ведь не идут. Но дело в том, что над ними не каплет, они даже в условиях кризиса могут позволить себе «и пушки, и масло». Кроме того, раз мы инициаторы разрядки и раз она нам больше всего нужна, как мы заявляем, то пусть мы и впредь «подаем пример». А они могут подождать, будут нас шантажировать, провоцировать, подлавливать, уличать в непоследовательности, в отступлениях от Хельсинки. Но мы-то не можем себе позволить топтаться. Впрочем, можем. И, наверное, ничего не случится. Если мы столько лет, в худших обстоятельствах, позволяли себе половину национального дохода вбухивать в армию и вооружения, то почему бы не продолжать теперь. А потом, куда деваться-то? Создав такой военный аппарат с десятками маршалов, с десятками тысяч генералов и сотнями тысяч полковников, с инфраструктурой военной промышленности, в которой заняты миллионы, не запустить же все это на Луну! Теперь это уже приобрело силу объективного закона самовоспроизводства. Это уже социальная категория нашего общества, очень привилегированная и очень влиятельная. С ней «просто так» не расплюешься.