Имя
Актриса — Алла Демидова
В ожидании июльской премьеры моноспектакля Аллы Демидовой «Старик и море» мы поговорили с великой актрисой о важности одиночества, власти судьбы и, конечно, будущей работе
Вы часто выступаете с поэтическими вечерами в Москве и в Петербурге. Есть разница в реакциях публики?
Откровенно говоря, я не могу ответить на этот вопрос прямо: давно уже не смотрю в зрительный зал. На концертах слышу только тишину — и она меня устраивает. Когда вдруг в начале раздается кашель, понимаю: надо сконцентрироваться. А дальше — тишина! По аплодисментам в конце можно как-то отличить — питерская публика более благодарная. Или это оттого, что я для них гость. Когда читаешь Ахматову или Бродского, в Питере реагируют живее, поскольку там давно присвоили этих поэтов. Однажды в Большом зале филармонии, на концерте о Бродском, я сказала: «Странно приходить в гости — и рассказывать вам о ваших родственниках». Они зааплодировали. Но в принципе публика везде одна и та же.
Я была свидетелем, как после вашего спектакля «Ахматова. Поэма без героя» зал «Гоголь-центра» долго хлопал стоя. Как вам репетировалось с Кириллом Серебренниковым — ведь вы читали «Поэму» и раньше, и у вас наверняка было свое видение?
Мы не первый раз встречаемся с Кириллом. Он живой, он демократичен. И у него молодой театр — а молодые всегда хотят работать, и с ними не надо быть диктатором — это я помню еще и по ранней «Таганке». Этот демократизм мне очень по душе. У Кирилла я числюсь в программке соавтором — мы вместе компоновали ахматовский текст: добавили к «Поэме» «Реквием» и «Северные элегии». Кирилл сейчас на пике и все старается делать сам: он хорошо делает костюмы, сам придумал оформление к «Поэме». Хотя, когда он мне сказал про круглый наклонный зеркальный стол, который будет в центре, я сперва насторожилась. А теперь вижу, что это красиво: круг воспринимается как зеркало, или омут памяти, или рабочий стол поэта, или вращающиеся столы спиритов — все аукается в этом образе. Тут Кирилл оказался мудрее.
У вас недавно был концерт современной поэзии в Зале имени Чайковского. По каким признакам вы отличаете хорошую поэзию?
Работает интуиция, опыт, вкус. Раньше опубликоваться было трудно — попробуйте пройти через издательство «Советский писатель». А сейчас — после каждого концерта мне обязательно дарят один-два поэтических сборника. Надо сказать, там попадаются и хорошие строчки, но поэта ведь не по одному стихотворению узнаешь. А хорошие строчки — они есть практически у каждого. Даже у меня в детстве были.
Вы писали стихи?
Да, писала — где-то они валяются.
А почему остановились?
Потому что я не поэт.
Наша беседа должна была состояться одновременно со съемкой ваших портретов — но вы сказали, что совмещать это нельзя. У вас есть какие-то секреты, как готовиться к съемке?
Нет никаких секретов. Я всегда отдаюсь в руки визажисту — вдруг он что-то увидит во мне, чего я не вижу и не знаю. Они профессионалы, набили руку, но ведь они обычно делают грим молодым, а я не хочу молодиться. Я хочу, чтобы выявились какие-то более глубокие вещи. Например, мне сделали грим, сняли. Я посмотрела на экране: молодящаяся тетка, совсем не интересно. Тогда я взяла свои карандаши, что-то подправила, и получилось, по-моему, неплохо — для меня, для моего образа. Это может нравиться вам или нет, но в лице появилась конкретность.
Как, по-вашему, в интервью надо быть откровенной? И до какой степени? Или стоит выдумать персонаж — замену себя — и говорить как бы от его лица?
Откровенной до конца нельзя быть даже на исповеди. И что значит быть откровенной? Созвучной моменту? Вот, например, собираешь программу для концерта, думая о том, что интересно прочитать именно на сегодняшний день. Так и в интервью: что читателям интересно узнать про меня на сегодняшний день. В этом русле и плывешь.