Взгляд — эмансипация и мода
Хотя окончательной победы в войне со стереотипами женщины еще не достигли, сегодняшний мир уже выглядит совсем не так, как вчерашний. Оказало влияние женское освободительное движение и на моду
«Мы стоим на пороге новой великой эпохи, — писал архитектор Адольф Лоос в одном из своих эссе, позже вошедших в сборник «Почему мужчина должен быть хорошо одет». — Женщина завоюет равенство с мужчиной не провокацией его чувственности, а благодаря экономической независимости... Женщина не будет расти и падать в цене в зависимости от вожделения мужчины. И тогда бархат и шелк, цветы и ленты, перья и краски окажутся бессильными. Они исчезнут». Это было в начале прошлого века, когда суфражистское движение в Америке и Европе набирало обороты, но избирательное право женщины получили пока только в Новой Зеландии и Австралии. В то, что предсказание Лооса когда-нибудь сбудется, поверить было трудно — на суфражисток рисовали жестокие карикатуры, представляя, например, как они крадут со стульев мужские брюки, пока их законные хозяева спят, а самих активисток изображали жадными, ленивыми, непременно старыми и некрасивыми, беснующимися лишь оттого, что никто не позвал их замуж или не полюбил.
Мода в первую очередь — лишь зеркало политических, социальных и культурных изменений. Она не провоцирует их, а только отражает: женщины, нарядившись в 1851 году в первый прообраз современных женских брюк, блумеры (пышные шаровары, надеваемые под юбки и из-под них выглядывающие — изобретение прогрессивной американки Амелии Блумер), не могли этим изменить своего угнетенного положения. Бросив в костер корсет, нельзя заставить власти подписать указ о всеобщем избирательном праве, а надев его позже, в 1980-х, — убедить всех в неоспоримом праве девушек распоряжаться своим телом и управлять собственной сексуальностью. Все эти внешние перемены, принятые обществом — отказ от неудобных, сковывающих движения вещей, расширение представлений об уместности отдельных нарядов в разных обстоятельствах, уменьшение длины юбок и появление «рабочих» тканей вроде денима или джерси в повседневном гардеробе, — стали результатом изменений внутренних, в законах и, как следствие, всеобщей системе взглядов, представлений о допустимом и недозволенном. Иногда процесс принятия этих изменений растягивается на десятилетия и даже века, а иногда, при становлении жестких режимов и давлении сверху, — в один момент. Особенно показательны в этом плане фотографии из Ирана до и после исламской революции, вызывающие неизменный шок-эффект каждый раз, когда кто-то поднимает их в соцсетях. Если на снимках 1960-х и ранних 1970-х мы видим абсолютно светское государство, где девушки-студентки учатся в университетах и выглядят так же, как их западные ровесницы — одеты в короткие юбки и яркие платья, носят брючные костюмы и распущенные волосы, радостно улыбаются в камеру, — то после 1979-го все фотографии как будто разом теряют цвет. Женщины на них сплошь черно-белые, укутанные в темные балахоны. Они по-прежнему могут учиться в университетах, но только отдельно от мужчин, не имеют права покидать страну и даже выйти из дома без