Книжный ряд / Топ
Все оттенки чёрного
10 депрессивных фантастических произведений
Борис Стругацкий однажды грустно заметил, что фантастика даже на своих вершинах не смогла отвоевать нишу в Большой литературе, поглядывающей на неё свысока — как на развлекательный жанр. Но существует множество фантастических произведений, развлечься которыми можно разве что в Мордоре. Это предельно мрачные книги, которые поднимаются до сияющих философских высот, докапываются до тёмных интеллектуальных глубин и показывают человечеству его неприглядный портрет.
На дворе — унылая осенняя пора, а у вас всё ещё хорошее настроение? Тогда мы берём свой депрессивный список и идём к вам.
Франц Кафка «Кары» (1915)
Мрачная цитата
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.
Депрессивные подробности
В «кафкианском кошмаре» не водятся вампиры, зловещие клоуны и легионы Ктулху из неведомых глубин. Лавкрафту с детства снились страшные сны. Кафке снилась страшная действительность.
Его произведения — это приглашение на казнь реальности. Возможность залезть к ней в брюшко и покопаться внутри, обнаружив всю ненормальность обыденной жизни, которая прекрасно сходит с ума без участия сверхъестественных монстров. Таков и сборник «Кары», состоящий из трёх рассказов: «Приговор», «Превращение» и «В поселении осуждённых».
Чтение Кафки напоминает знакомство с историей душевной болезни, изложенной прохладным, деловитым, хирургически точным языком, благодаря чему создаётся ощущение отстранённости автора от описываемых событий. Но ощущение это ложное, особенно в отношении «Кар», ведь два рассказа из сборника можно считать, по сути, автобиографическими. В них отразилась жизнь писателя, отравленная фобиями, целым букетом настоящих и мнимых болезней и вечным страхом перед деспотичным отцом.
«Приговор» с убийственной во всех смыслах концовкой, обрекающей героя на смерть по воле родителя, звучит продолжением знаменитых писем Кафки к собственному отцу, которые начинались с красноречивой строки: «Ты недавно спросил меня, почему я говорю, что боюсь Тебя».
«Превращение» идёт ещё дальше: насекомое, в которое превратился Грегор Замза, в финале умирает, не переставая любить свою семью, радующуюся избавлению от отвратительного чудища. Так писатель выразил ощущение собственной бесполезности и стыд из-за невозможности финансово поддерживать родных.
Последний рассказ, где подробно описано действие аппарата для казни осуждённых, пугает не ужасами пыток, а ощущением, что речь идёт о самой государственной Системе, которая лишает людей жизни и разума. Невольно рисуются картинки в духе «Стены» Pink Floyd.
Эти три патологические истории, написанные словно бы рассудительным сумасшедшим, вызывают острую жалость не только к персонажам. Если видишь сквозь строчки чьи-то печальные, навек испуганные глаза, эффект особенно силён.
Андрей Платонов «Котлован» (1930)
Мрачная цитата
— Я опять к маме хочу! — произнесла она, не открывая глаз.
— Нету твоей матери, — не радуясь, сказал Жачев. — От жизни все умирают — остаются одни кости.
Депрессивные подробности
Антиутопическую повесть Платонова о строительстве светлого коммунистического будущего на людских костях, раздавленных под прессом нового времени, можно назвать одной из самых страшных и тяжёлых книг, написанных на русском языке. Среди конкурентов по мрачности — разве что «Раковый корпус» Александра Солженицына и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова.
Описанное здесь возведение социалистического рая, несмотря на гротескность, видится совершенно реалистичным, лишь слегка утрированным. Повальный сон в бараках, рытьё огромного котлована для строительства дома, куда должны вселиться пролетарии всех стран, мечты о грядущем «историческом счастье» и сплав в открытое море «кулаков-паразитов», которым непременно нужно помереть для радости трудящихся. Трудящиеся торжествуют и дружно пляшут, медведь-молотобоец без продыху куёт железо, вражеский элемент улыбается и машет на плоту, послушно отправляясь уничтожаться. Но в финале вырытый котлован занесён снегом, и вместо «общепролетарского дома» стоит одинокая могилка маленькой девочки Насти — советской республики (по собственному признанию Платонова в финальном фрагменте, вымаранном по цензурным соображениям).
Вымарывание не помогло. При жизни Платонова эту абсурдистскую повесть временных лет коллективизации, конечно, никто не публиковал. Но в 1973 году Иосиф Бродский написал послесловие к «Котловану». Восхищаясь уникальным языком Платонова, он назвал его первым в мире писателем-сюрреалистом, несмотря на Кафку, поскольку тот описывал личных тараканов и индивидуальные процессы, а сюрреализм — это всеобщий «продукт психологии тупика». Герой Платонова — это целый народ, десятилетиями рывший котлован для дома, который так и не был построен, только оброс частоколом могил. До сих пор жить неуютно.
Невил Шют «На берегу» (1957)
Мрачная цитата
Человечеству суждено быть стёртым с лица земли, и мир опять станет чистым, готовым без долгой проволочки принять более разумных обитателей.
Депрессивные подробности
Современный апокалипсис на экране и в книгах — это обычно мероприятие шумное: массовая истерия, паника, религиозное помешательство, разгром, загул, разврат. Что-то типа большой вечеринки, после которой можно не бояться похмелья.
На пике противостояния двух ядерных супердержав и за пять лет до Карибского кризиса, когда планета чуть не сделала себе харакири, вышел роман «На берегу», иллюстрирующий конец света с почти документальной достоверностью. Похоже, тогда человечество собиралось вымирать значительно спокойнее, выбрав не дорогу ярости, а тихую усталую безысходность.
Такая картина выглядит ещё более удручающей.
Ядерная война в романе стирает с лица Земли всё северное полушарие. Радиация распространяется всё дальше, постепенно доползая до Австралии, где… нет, не «разворачиваются события». Учёные не строят защитный купол и не стряпают лекарство от лучевой болезни. Люди не погружаются в Ноев ковчег, ища спасение в Антарктиде, до которой заражение дойдёт в последнюю очередь. И никакой «избранный» не выходит на связь с дружественными инопланетянами или Высшим разумом, которые придут в последний момент на помощь.