Наука / Николай Карамзин
Последний летописец
Николая Карамзина, чье 250-летие отметили в декабре, чтут не только как писателя, поэта, просветителя, но и как автора одной из первых книг об истории России. Однако к историкам его причислить трудно: скорее уж он был последним русским летописцем. Или первым сказочником, сочинившим знакомые каждому легенды о нашем прошлом.
Первые восемь томов «Истории государства Российского» вышли почти 200 лет назад – в 1818 году. Сочинение Карамзина сразу стало бестселлером: за месяц было продано три тысячи экземпляров. Его читали студенты и вельможи, епископы и светские дамы. Общее настроение выразил знаменитый Федор Толстой-Американец, воскликнув: «Оказывается, у меня есть Отечество!» Россияне, воспитанные на подвигах античных и западных героев, вдруг узнали, что их собственное прошлое так же богато и славно. Соединив в своем сочинении научный подход с нравственным, Карамзин воплотил в жизнь принципы, которым следовал всю жизнь.
«Поклонник Канта и поэт»
Портрет работы итальянца Джованни Ортолани Дамона подчеркивает чувствительность Карамзина и представляет его скорее отцом русского сентиментализма, чем российской истории.
По современным меркам он был тогда совсем еще не стар – 52 года. Родился 1 (12) декабря 1766 года в Симбирской губернии, в семье небогатого помещика Михаила Егоровича Карамзина, чей род восходил к татарским князьям (фамилия происходит от «кара-мурза» – черный князь). Словно напоминая о родовых корнях, детство его прошло в оренбургском имении отца. Отсюда маленького Николеньку с братьями и сестрой спешно вывезли, когда к селу подступило мятежное войско Пугачева. К тому времени матери Екатерины Петровны уже не было в живых – она скончалась, когда будущему историку исполнилось три года. Эту потерю он оплакивал всю жизнь: «Никто не может заменить матери, нежнейшего существа на белом свете!» От этого или от чего другого Карамзин с детства был склонен к меланхолии. Он не любил шумных игр, предпочитая уходить куда-нибудь в уединенное место, чтобы помечтать. Рано выучившись читать, он полюбил чувствительные романы из библиотеки покойной матушки. Разлученные влюбленные, деспотичные цари, радость смерти за Отечество – все это позже стало темой и его творчества.
Отец романов не любил и мечтал сделать из сына прилежного служаку, каким был сам. Вскоре он женился на состоятельной вдове, тетке будущего поэта Ивана Дмитриева, ставшего близким другом Карамзина. С другими сверстниками – даже с братьями – Николенька общался неохотно, зато любил слушать рассказы отцовских приятелей о прошлом. В 10 лет он сочинил первое стихотворение. А чуть позже накрепко поверил в Бога: во время лесной прогулки на него напал медведь, но внезапно ударившая с неба молния сразила зверя насмерть. Тогда же он пережил первую влюбленность – в 25-летнюю графиню Пушкину, дальнюю родственницу поэта, которая жила в соседнем имении со стариком мужем и от скуки заигрывала с мальчиком. Узнав об этом, отец поспешил отправить его в симбирский пансион Фовеля, а затем – в московский пансион профессора Шадена. Выбор оказался весьма удачным: хозяин, ученый немец, был добр к детям, не донимал их зубрежкой и говорил: «Пусть читают книги, они научат всему».
Учебу в пансионе – и учебу вообще – Карамзин закончил в 15 лет. Шаден советовал ему продолжить образование в Европе, но отец отказался платить за эту «блажь» и определил сына в столичный Преображенский полк. Армейская дисциплина и муштра сразу не понравились мечтательному юноше, и он попросился на войну с турками – там было интереснее. Пока прошение рассматривали, умер отец; Карамзин взял длительный отпуск, а потом и вовсе уволился со службы. Оставив немилый Петербург, он вернулся в Москву, которую полюбил всем сердцем. Друг Дмитриев вовлек его в литературу; кое-как зная французский, он начал переводить для издателей стихи и прозу модных европейских авторов. Скоро его пригласил в свой журнал «Детское чтение для сердца и разума» известный просветитель Николай Новиков. Он же вовлек молодого автора в масонскую ложу, где обсуждались планы просвещения России и более осторожно – проекты изменения ее политического строя.
Став редактором «Детского чтения», Карамзин напечатал там свою первую повесть «Евгений и Юлия». А потом отправился в свое первое и последнее заграничное путешествие. Он неохотно рассказывал о себе и не оставил мемуаров, поэтому мы не знаем истинную цель этой поездки. Не знаем и того, на чьи деньги она совершалась: сам Карамзин уверял, что продал братьям свою часть наследства, но документы опровергают это. Есть версия, что деньги Карамзину дали московские масоны, отправившие молодого «брата» к зарубежным единомышленникам. Правда, перед самой поездкой он вышел из ложи, но это можно считать и маскировкой. Как бы то ни было, в Европе писатель пробыл полтора года, прилежно осматривал достопримечательности, посещал знаменитостей вроде Канта и швейцарского ученого Лафатера. Во Франции он наблюдал революционные события и навсегда проникся отвращением к «народным безумствам». А вот Париж полюбил, положив начало российскому обожанию этого города.
