Вы говорите по-русски?
Лингвист Игорь Исаев рассказывает о многочисленных диалектах нашей родины, а мы зачитываемся словарями областных говоров и готовимся круто разбавить приевшийся смол-ток
Хмурым утром москвич надевает водолазку, а петербуржец — бадлон; житель Ростова-на-Дону в продуктовой лавке баклажанам предпочтет синенькие, а пермяк скорее пожалуется терапевту на керканье, чем на кашель. Откуда берутся такие разные названия привычных вещей? И какой жизнью они живут в современном русском языке? Мы решили задать несколько наивных вопросов директору Института лингвистики РГГУ Игорю Исаеву, а получили не только метафорическую рыбу, но и удочку, с помощью которой лихо принялись вылавливать самые чумовые выражения из всех подручных словарей.
Разбираться в лингвистических хитросплетениях начинаем с азов. «Принято считать, что в России существует северное (окающее) и южное (гэкающее) наречие, а разделяет их полоса среднерусских говоров, которые вобрали в себя черты и тех и других, — говорит Игорь. — Диалектные слова появляются в результате разных процессов. Есть лексика, доставшаяся нам в наследство от древнейших предков: сельскохозяйственные термины, названия домашней утвари и родственников. А есть относительно новые слова, образовавшиеся путем добавления к простым и знакомым единицам каких-нибудь суффиксов».
Думаете, уже пришло время для информативной клубнички? Нет, еще немного теории. «Также разделяют лексические и семантические диалектные слова. Первые — это такие, как, например, «свекровь» — «свекрова». Со вторыми уже интереснее. Возьмем русское литературное слово «пахать» (в смысле плугом землю). В северо-западных русских говорах оно обозначает процесс подметания — там можно перепахать пол в доме или выпахать печку. В таких говорах в значении «возделывать землю» используют старое слово «орать», поэтому многие былины начинаются так: «Орал мужик в поле...»